Сколько могла продолжаться и чем закончиться такая дуэль, сказать трудно. Но тут из леса раздались короткие автоматные очереди и радостные крики солдат. Видимо, они сумели подстрелить кабанчика. А потом пули подняли фонтанчики пыли рядом с мотоциклистом – кто-то стрелял явно в него. И человек с биатлонной винтовкой вскочил, быстро поднял свою двухколесную машину, сел на нее и, заведя уже на ходу, устремился мимо дороги прямо через дубраву куда-то вверх по склону, в сторону, откуда не так давно раздавались взрывы. Старший лейтенант выстрелил вдогонку мотоциклисту еще несколько раз, и последний из них донес звук удара пули в металл. Значит, в мотоцикл он все же попал.
– Кто это был? – спросил мехвод.
– А я знаю? – встречно спросил старший лейтенант. – Могу только предполагать, что это тот же человек, что совершил по бронетранспортеру первый выстрел. Очевидно, он же стрелял в автоколонны спецназа «Росгвардии» и ФСБ.
– Я случайно услышал выстрелы, а потом уже и самого стрелка увидел. Но он так быстро ускакал, что даже гильзы собрать не успел. Надо поискать.
– Поищи… – предложил старший лейтенант, морщась от боли в груди и выковыривая из бронежилета пулю.
Младший сержант ушел, но быстро вернулся и принес три гильзы.
– Так и есть… От «мосинки». Калибр семь, шестьдесят два. И крепление винтовки за спиной биатлонное. А пуля от кремниевого ружья и в гильзе обжата на каком-то самодельном, должно быть, приспособлении. – Сергей Николаевич повертел перед глазами одну гильзу, потом понюхал, и убрал себе в карман «разгрузки» к двум остальным.
После чего сел на землю, прислонился спиной к колесу бронетранспортера и вытащил мобильник. Так ему было удобнее разговаривать.
– Товарищ полковник? Здравия желаю! Старший лейтенант Сергеев беспокоит.
– Еще раз здравствуй, старлей. Что-то голос у тебя какой-то мученический. Случилось что? Не ранен, надеюсь?
– Случилось, товарищ полковник. В меня дважды стреляли. Первый раз через открытый передний люк бронетранспортера. Пуля в ребро люка попала. Там застряла. На пару сантиметров бы ниже пошла и угодила бы мне чуть ниже горла, прямиком в бронхи. А если пуля в бронхи попадает, то в легкие вместо воздуха идет кровь, и человек просто задыхается. В моей практике был такой случай с контрактником. Хорошую же мне абрек участь готовил, ничего не могу сказать.
– Да, пора его останавливать… С остальным как-нибудь разберемся, – сам себе сказал полковник. – После меня звони своему майору Одуванчикову, скажи, я дал «добро» на задержание абрека. Пусть группу высылает.
– Я бы лучше сам группу возглавил. Только вернусь, так сразу и поеду.
– Как себя чувствуешь-то? Про второй случай стрельбы ты мне пока не рассказал. Но абрека ты вычислил, как я понимаю.
– Вычислил, товарищ полковник. А насчет стрельбы… Вернее, перестрелки… Я же тоже стрелял. И относительно удачно. Короче говоря, дело было так. Уговорили меня солдатики… Кабанятина им понравилась. Остановились. Они еще зверя завалить хотели. Я разрешил по доброте душевной. Остался один в бронетранспортере. И слышу – по дороге мотоцикл нас догоняет. А я только-только со Светланой Керимовной поговорил, перчатку потерянную ей отдал. Она перчатки в Москве покупала, говорит, что себе и профессору Ниязову, но у него, я заметил, другие перчатки. Я подумал, она что-то еще сказать желает, потому и догоняет. Я и выбрался «на броню», чтобы ее встретить. А автомат внутри оставил. Для беседы с женщиной, подумал, автомат необязателен. – Сергеев с шумным вздохом перевел дыхание.
Полковник это услышал даже через мобильный телефон.
– Ты как, Николаич? – Нияз Муслимович впервые назвал так старшего лейтенанта Сергеева, и в этом простом обращении было столько беспокойства, что старший лейтенант готов был принять его за отеческую заботу.
– Нормально, только ребра болят. Дышать трудно. Пуля в бронежилет попала…
– А как же предохранительные валики?