Горняк. Венок Майклу Удомо

— Деньги у тебя есть?

— Нет, баас^[5].

— Не называй меня баас. На, держи.

Падди вынул из кармана деньги, отделил Кзуме одну купюру.

— Там, внизу, у меня есть старые вещи. Утром возьмешь, что тебе нужно. Ну вот пока все.

Они подождали Йоханнеса и Криса. Белые сели на мотоциклы.

— Йоханнес, смотри пей в меру! — крикнул, отъезжая, Крис.

Йоханнес помахал ему.

— Пошли, — сказал он Кзуме.

И они зашагали к Малайской слободе.

Глава пятая

Подходя к Лииному дому, они увидели, как из калитки вышла группка женщин. Лия, стоя в воротах, смотрела нм вслед — руки в боки, на губах кривая усмешечка.

— Привет, Кзума! — сказала она. — Как тебе работалось?

— Нормально.

— Привет, Йоханнес!

— Лия, вот он я. Меня зовут Йоханнес П. Вильямсон, и я не я, если любого сукиного сына не уложу одной левой! Скажи только слово, Лия, сестра моя! И я кого хошь в порошок сотру. Меня зовут Йоханнес П. Вильямсон, и я не я…

Лия засмеялась, потрепала Кзуму по руке.

— Пошло-поехало! И где только он успел надраться? Когда у него в кармане пусто, он приходит ко мне. А завелись у него деньжонки, только я его и видела: тогда он пьет у других. Куда это вы ходили, Кзума?

— Мы прямо с работы пошли к тебе.

— Так я тебе и поверила, — сказала Лия.

— Йоханнес уже из рудника вышел под мухой, — сказал Кзума.

Лия перевела взгляд с Кзумы на Йоханнеса.

— Он правду говорит, сестра, ей-ей. У моего белого было с собой виски, и он меня прямо там в руднике и угостил.

— А тебе-то виски понравилось? — спросила Лия Кзуму.

— А что, неплохая штука.

— Чего ж тогда ты так приуныл?

— С чего ты взяла?

— Тебе меня не провести. — Лия прищелкнула языком. — Я ж тебе говорила, ты еще дитя дитем, ничего в людях не понимаешь.

— Кто эти женщины? — спросил Кзума, пряча глаза.

Лия вскинула бровь.

— Это торговки пивом. У них круговая порука: если одну засадят, они сходятся, собирают деньги и вносят за нее залог. Вот и сегодня они сошлись, чтобы собрать деньги на тех, кого вчера арестовали.

— Понятно, — сказал Кзума.

Лия вгляделась в него, потом обернулась к Йоханнесу.

— Иди в дом. Там тебя твоя Лина ждет, и к тому же еще трезвая. Скажи Опоре, чтобы приготовила поесть.

Йоханнес вышел.

— Давай сядем, в ногах правды нет, — сказала Лия.

Они присели на длинную деревянную скамью у стены дома.

— А ведь ты виноватишь меня, думаешь, из-за меня этих торговок посадили. Думаешь, мне надо было предупредить их, что полиция придет копать в воскресенье. Так ведь?

— Мне-то что, мое дело сторона.

— Да нет, ты меня виноватишь.

— Кто я такой, чтобы тебя виноватить?

— А все равно виноватишь. Я по твоим глазам поняла, когда я тебе про этих женщин рассказывала. Верно я говорю?

— Верно, — чуть помолчав, согласился Кзума.

— То-то и оно! Вот от этого ты и приуныл. И почему?

— Я от тебя столько добра видел.

— Ну и что?

Кзума покачал головой.

— Я ничего не понимаю, ничегошеньки! Оставь меня в покое, женщина.

Лия улыбнулась, уставилась в пространство. И они долго сидели молча.

А вокруг них бурлила жизнь. Люди сновали взад-вперед. Дети резвились в канавах, играли, ели грязную апельсиновую кожуру.

Вечерами в Малайской слободе кипела жизнь. Пылкая, бурная, напряженная.

Люди пели.

И люди плакали.

Люди дрались.

Люди любили.

И люди враждовали.

Одни грустили.

Другие веселились.

Одни гуляли с друзьями.

Другие тосковали в одиночестве.

Одни умирали.

Другие нарождались на свет…

— Ты говоришь, что ничего не понимаешь в этой жизни, Кзума, а я, я вот понимаю. — Лия поглядела на него, и губы ее тронула улыбка, но глаза не смеялись. — Понимаю все, — шепнула она. — Выслушай меня, Кзума, — повторила ока уже вполне серьезно. — Я тебе еще раз попытаюсь втолковать, что такое городская жизнь. В городе ты с утра до вечера ведешь борьбу не на жизнь, а на смерть. Слышишь, борьбу! И когда спишь, и когда не спишь. И каждый борется только за себя. А иначе тебе каюк! Допусти только слабину, о тебя будут ноги вытирать. И оберут, и обведут вокруг пальца, и продадут с потрохами. Вот почему, чтобы жить в городе, надо ожесточиться, надо, чтобы твое сердце стало как камень. И лучше друга, чем деньги, в городе нет. На деньги можно купить полицию. На деньги можно купить человека, который отсидит за тебя в тюрьме. Вот какая она, здешняя жизнь. Хорошо ли, плохо ли, но от этого никуда не деться. И покуда ты этого не понял, Кзума, тебе здесь не жить. Там, в деревне, жизнь устроена иначе, здесь совсем не то.

Они снова замолчали. На небе зажглись звезды, взошла луна и поплыла по Млечному Пути на восток.

Розита, из дома напротив, завела патефон и, виляя пышными бедрами, вышла на веранду.

— Привет, — крикнула она через дорогу Лии.

— Пошли в дом, — недовольно сказала Лия. — Ужин, наверное, уже гогов.

— Мой белый дал мне фунт, — сказал Кзума. — Возьми у меня деньги: и ведь у тебя и сплю, и столуюсь.

Лия поднялась.

— Нет, получить первую получку, тогда и расплатишься. — отрезала она. — А теперь пошли.