Горничная особых кровей (СИ)

снегоходы, но на этот раз господа исследователи взяли меня с собой. Мы доехали на снегоходах к границе зоны, а дальше

пошли пешком. Я забеспокоилась.

— Светлейший! Разумно ли оставлять снегоходы без охраны?

— Их не посмеют тронуть.

— Почему ж тогда в прошлый раз вы заставили меня их стеречь?

Альбинос приостановился и бросил на меня предостерегающий взгляд:

— У тебя есть право задавать мне вопросы?

Я уже знала, что не такая альбинос бука, какой хочет казаться, поэтому его словам значения не придала и лишь плечами

пожала, да дальше пошла по сугробам. А шла я тяжело, переваливаясь, утопая в снегу. Так же тяжело ступал Той Ильмонг.

Ветрову приходилось постоянно вытаскивать нас из сугробов. Каждый раз, когда землянин меня поднимал, я не могла

удержаться от искушения посмотреть в его лицо.

Очень приятное, открытое, доброе лицо. И глаза интересные: темно-серые, сумрачные, и в то же время ясные. В очередной

раз вызволив меня из сугроба, Аркадий и сам задержал на мне взгляд, протянул укоризненно:

— Замерзла ведь.

— Дома отогреюсь.

Альбинос приказал остановиться:

— Здесь.

Аркадий отпустил меня, отошел. Зону я не ощутила - у меня вообще к таким вещам плохая чувствительность. Владетель

начал раздавать указания, Ветров - настраивать приборы, мужики принялись оттаптывали снег, чтобы приборы не тонули в

нем.

Ильмонг же глядел по сторонам, и безо всякого опасения смотрел на Эн - его зрачки при этом становились крошечными.

Апранцы видят в темноте и могут смотреть на яркий свет.

Везет апранцам. Все расы людей хорошо развиты физически, кроме землян. Лирианцы уже и не люди почти по своим

возможностям, а боги, центавриане идеальны, орионцы сильны и красивы, апранцы ловки и живучи, веганцы хоть волосаты,

зато здоровье у них отменное. И только земляне цепляют болезни, ломают кости чаще остальных, и еле-еле увеличивает

продолжительность жизни.

Задумавшись, я отошла подальше, чтобы немножко разогнать кровь да размяться. Захрустел снег - это Той подошел. Близко

подошел, окатил одобрительным взглядом, каким мужчины смотрят на привлекательных женщин. Я напряглась - типичная

моя реакция в таком случае. Впрочем, я быстро справилась с собой и смело посмотрела в лицо апранца. Даже подготовила

остроту насчет него и Этельян. Однако артист первый начал разговор, причем без обычной раздражающей развязности:

— Не бойся владетеля.

— Я его и не боюсь.

— Боишься, — покачал головой Той. — Вы все его боитесь. Я не психокинетик, но настроение людей чувствую. Боитесь вы

Малейва, трепещите. С ужасом изучаете его биографию и с негодованием ждете, что он сделает с Дарном. С одной стороны

— правильно, его стоит бояться, его враги долго не живут. А с другой стороны, нужно очень постараться, чтобы стать его

врагом.

— Зачем вы говорите мне это, сударь?

— Затем, милая барышня, что…

— Я не барышня.

— Барышня, — возразил Той, глядя на меня огненно-карими глазами. — На какой бы планете я ни был, никогда не спутаю

высокородную с обычной. И Малейв тоже не спутает. — Артист наклонился ко мне: — Предстоящий Отбор невест - фикция.

Невесту владетель уже выбрал. И это ты, горничная.

Я рассмеялась.

— Ошибаетесь, сударь.

— Я не ошибаюсь в таких вещах.

— В этот раз ошиблись.

— Нет, не ошибся.

— Скажите, сударь, зачем владетелю жена? Чтобы детей рожать?

— В точку!

— А я бесплодна.

Ильмонг вскинул брови, услышав мой ответ, переступил на снегу. Я видела, как эмоции на его лице сменяются от отрицания

к удивлению и от удивления к сожалению. Он совсем не пустоголовый, раз понял, что я не лгу.

Наконец, артист хрипло, от холода, проговорил:

— Скверно. А я уже во всех красках представил Отбор и явление народу владетельницы-горничной.

— Ничего, у нас в особняке прислуга непростая, еще наскребете горничных-невест, и даже невесту-управляющую, — чтобы

увести внимание артиста от себя, я заговорила про Гримми: — Вы заметили, сударь, как красива и молода управляющая?

Лилиан Гримми около сорока лет, и эо у нее не меньше пятого уровня. В Дарне мало мужчин, способных составить ее

счастье. Может, этим мужчиной станет владетель?

— Гримми - прелесть, — заявил Той. — Но Малейв питает слабость к темноволосым. Кстати, горничная, раз уж ты

разыгрываешь из себя простую девку, то и говори просто, не выдавай себя.

— Раз вы меня раскусили, сударь, мне больше не нужно перед вами притворяться.

Артист улыбнулся:

— А зачем притворяться?

— Простой девке легче живется, чем благоразумной барышне. По крайней мере, у нас, в Дарне. Делай, что хочешь, говори,

что хочешь - свобода! Скажут только: «Эта дура опять начудила!», и все. А барышне высокородной и шагу ступить нельзя

без одобрения родственников мужского пола.

— Бедные энгорки, тяжело вам приходится, — Той улыбнулся еще шире, я отметила, что зубы у него мелкие и очень ровные.

Даже в этом апранцы отличаются.

— Выживаем, как можем. И, раз уж мы говорили о Гримми… Не водите больше блудниц в особняк, сударь.

— А то что?

Ильмонг меня успел утомить, но и развеселить, поэтому я сказала первое, что пришло на ум:

— А то я накажу вас так, как у нас раньше провинившихся наказывали.

— И как же?