Малейв медленно, очень медленно посмотрел на мое тело в прозрачной воде. Я чуть-чуть, капельку испугалась, но не его и
тем более не того, как он смотрит на меня. Это страх типично женский: а нравится ли ему то, что он видит? Не кажусь ли я
ему слишком худой?
Моя голова кружилась, как после парочки бокалов веронийского, и становилась все легче и легче с каждым ударом бешено
бьющегося сердца.
— Ну, давай, скажи, что это ошибка, сбой системы, — сказала я, не вытерпев напряжения. — Что ты не можешь испытывать
ко мне ничего. Я же просто средство для достижения цели, и ничего больше. Энгорка темная, девчонка необразованная,
нахалка…Не чета тебе…
Судя по тому, как он смотрел на меня, его в данный момент больше мое тело интересовало, чем то, о чем я говорю. Но ведь
и это тоже о многом говорит! Можно быть идеальной красавицей с идеальной прошивкой и идеальной родословной, но
оставаться нежеланной. Пусть я тощая, с тушью под глазами, зато могу дразнить старшего, залезать нагло в его ванну и
даже ругаться с ним. И ничего мне не будет.
Потому что ему это нравится.
Гоин так ничего и не сказал. Он встал, потянулся к шкафчику, выбрал два флакончика. Изучив их, открыл крышечки и накапал
из флаконов в воду. Судя по мгновенному разлившемуся в ванной комнате аромату, это эфирные масла.
Гоин опустил одну руку в воду и начал водить ей, создавая легкие волны. Я смотрела в его лицо и ждала, когда же он,
наконец, соизволит хотя бы что-то мне сказать.
— Я не тот мальчик с комплексами, которого ты нарисовала в своем воображении, — тихо сказал центаврианин, и
неожиданно улыбнулся светлой улыбкой. — Несмотря ни на что, у меня было счастливое детство. Я плохо сходился с
людьми, зато с живностью - очень хорошо. Не брезговал возиться с ранеными животными, не боялся трогать змей и крупных
насекомых. Разумные кошки хауми любили гулять со мной. Не помню, чтобы меня кусали.
Я не стала удивляться перемене темы разговора. Главное, он не молчит больше.
— А у меня с живностью всегда были проблемы, — улыбнулась и я воспоминаниям. — Я была активным любознательным
ребенком, игрушки ломала, пытаясь понять, как они устроены, кошек за хвосты дергала, усы… Тоже хотела понять, зачем
они им. Вот животные и не приближались ко мне, чувствовали, что я им опасна.
— Счастливое было детство?
— Да! — без малейших сомнений ответила я. — Несмотря на то, что родственники не очень хорошо к нам относились.
— Почему?
— Мама из хорошего веронийского Рода, а папа - из Дарна. Дарн, как ты уже успел понять - это глушь даже по энгорским
меркам, провинция. К тому же, мама была нежная, вежливая, застенчивая, а папа - дикарь в хорошем смысле слова. Пока я
не родилась, а у родителей до-о-олго не получалось завести ребенка, ни папина, ни мамина семьи их брак не одобряли. Да и
потом отношения оставались прохладными. А как завертелся тот кошмар, так и вовсе забыли про нас.
— По всему выходит, что характером ты пошла в отца.
— Не характером, темпераментом. Отец был гораздо добрее меня. .
— Ты не считаешь себя доброй?
— Сейчас - точно не считаю, — задумчиво произнесла я. — А в детстве я была доброй и безмозглой.
— Безмозглой?
— Ага. Я вечно таскалась за соседскими мальчиками, навязывалась им в компанию. К месту и не к месту вставляла свое
мнение, любила побеситься, охотно встревала в их драки. Мама в ужас приходила, когда меня в очередной раз приводили с
ободранным локтем или синяком. Чем взрослее я становилась, тем опаснее были мои выходки: я ходила на охоту с парнями,
гоняла на карах по пустырям без всяких разрешений.
— Разве так просто управлять каром без разрешения?
— Да, если есть чип управления.
— А я был послушным и ответственным. Никогда не приносил проблем.
— Охотно верю! Меня же воспитатели терпеть не могли. Я любила посреди урока или медитации сказать что-то такое, что у
всех сразу проходил учебный запал, спорила со всеми. Хотя училась я не так уж плохо… Просто учила только то, что считала
для себя полезным.
— Маленькая бунтовщица…
— А ты был маленьким тихоней?
— Да. Но это не так уж плохо. Тихонь никто не замечает, зато они замечают все.
— Если бы я выросла хотя бы наполовину такой же внимательной, как ты в детстве… На том приеме было столько знаков
«стоп», а я все проморгала.
— Что случилось с твоей женской энергией? Ведь не изнасилование нарушило потоки твоей жизненной энергии.
— После судов и разбирательств мы какое-то время скрывались в глуши у друзей отца. Мне исполнилось семнадцать. Мама
завела разговор о том, что все будет обязательно хорошо и что мне не стоит сторониться людей. Я с ней согласилась. Мы
переехали туда, где больше народу. Вот тогда-то и выяснилось, что у меня остались проблемы … Мне казалось, что каждый,
кто на меня смотрит, знает, что со мной произошло, словно на мне какая-то метка, которая всем заметна. А я очень, очень
хотела избавиться от этих мыслей. Специально выходила в места, где собирается много парней, завязывала с ними
разговоры. Давила в себе и эо, и лишние мысли… Я сама себя довела до полу-сумасшествия. Мне нужно было перетерпеть