Горнист первой базы

Но в этот раз горн пел очень скучно, так, словно он охрип или что-то в нём оборвалось. Впрочем, никто, кроме меня, этого не заметил. И никто, кроме меня, не обратил внимания на Борьку, на то, как идёт он, спотыкаясь по лесу, хлещет веткой сосны и что-то сердитое бормочет себе под нос.

И вдруг я поняла, почему Борька разозлился. Ведь Коля забыл внести его в список культармейцев! Очень просто. Неграмотных-то девятнадцать, а нас вместе с Борькой — двадцать. Представьте себе, я пожалела Борьку! Да, я пожалела своего мучителя и тирана. И сама не знаю, как это случилось, но я обратилась к нему:

— Слушай, Борька…

Он посмотрел на меня зло и презрительно, ударил палкой по ёлочке:

— Пошла вон…

Но я не испугалась:

— Борька, послушай… Давай вдвоём будем заниматься с моей тётенькой. День ты, день я. Ладно?

Борька медленно поднял руку с веткой и задумался. Вероятно, не решил, что ему делать: хлестнуть сосну или же меня… Дать мне «марафончик» или согласиться на моё предложение.

— Пошла вон… — но уже без прежней злости сказал Борька.

Когда же я отошла на несколько шагов, он догнал меня и вполне миролюбиво спросил:

— А как же мы её учить будем? Букваря нет, тетрадей и карандашей тоже, ни черта нет…

Но на следующее утро, когда мы пошли в село, Коля и Дима поехали в Киев, в правление общества «Долой неграмотность». Возвратились через два дня. Они привезли буквари «Червоний прапор», тетради, читанки для малограмотных, карандаши, ручки.

И закипела работа! Теперь у нас не было ни минуты свободной. То мы занимались со своими учениками, то готовились к занятиям, то ездили в город на консультацию в правление общества «Долой неграмотность».

Наша с Борькой ученица — Параска Ивановна Костенко, тетя Парася, как мы её называли, — была маленькая, худенькая и седенькая. Несмотря на то, что она была совсем одинокой и очень бедной, она не унывала, всегда шутила, сыпала всякими прибаутками.

Можно было бы написать целую книгу о том, как мы с Борькой ликвидировали неграмотность тёти Параси, и было бы в этой книге немало грустных и смешных страниц. Скажу только, что через полтора месяца наша ученица уже умела по складам читать и писать своё имя. И ещё что: как ни странно, но Борькой она была больше довольна, чем мной. У меня не хватало терпения и усидчивости. Часто наши уроки кончались тем, что я закрывала букварь и начинала ей вслух читать что-нибудь интересное. Борька же занимался по строго педагогической системе. Тётя Парася раскрывала букварь и медленно, почему-то нараспев, начинала читать:

— Ны, а — на… Ты, о — то… на току… бы, у — була робота.

Борька терпеливо слушал, кивая головой.

— Ну а теперь, тётя Парася, посчитайте, сколько слов напечатано. Посчитали? А теперь будем учить слоги. Возьмём слово «машина». Разобьём его на частицы.

— Ма, — начинал Борька. И тётя Парася и Борька, согласно кивая головами, дружно и старательно выговаривали:

— Ма-ши-на.

С тех пор, как Борька стал заниматься с тётей Парасей, у него пропал интерес к «марафончикам» и всяким обидным, оскорбительным прозвищам. Ведь нас теперь объединяла с ним одна цель, одна задача: научить тёмного, неграмотного человека читать и писать.

Однажды произошёл такой случай: было очень жарко, и все ребята побежали на речку. Я дежурила по лагерю и стояла на вахте у калитки. Чтобы скорее прошло время, я сочиняла стихи и так увлеклась этим занятием, что не заметила, как появилась мадам Полторак — Борькина мама. Приехала из города с сыном повидаться. На ней было платье из атласного шёлка, модная шляпка, на шее цепочка с золотым медальоном. Холодно кивнув мне, мадам Полторак повелительно произнесла:

— Позови сейчас же Борю. Быстро!

— А вы не командуйте! — разозлилась я. — Здесь вам не булочная, а лагерь пионерский. И посторонним вход воспрещён.

— Сопливая девчонка! Я тебе сейчас покажу — «посторонним». Зови Борю!

— Нет вашего Бори. На речке он. И не отвлекайте меня, пожалуйста.

Тогда мадам Полторак переменила тон:

— А скажи, детка, как мой Боречка питается? Какой у него аппетит? Ему, наверно, здесь скучно…

— Скучно! Да ему в жизни никогда так весело не было! Во-первых, он горнист. Горнист первой базы! А во-вторых, — ликвидирует неграмотность тёти Параси.

Мадам Полторак расстелила на траве газету и уселась. Вынула из саквояжа гостинцы для Бори — шоколад, халву, конфеты, крендели, пирожные, баночку компота. И сидит, веером от комашни отмахивается.

«Какой ужас! — подумала я. — Сейчас прибежит Борька с ребятами. Увидят они его мамашу, и Борька со стыда сгорит. Что делать?» — Но ни одна спасательная мысль в голову не пришла.

Вдруг послышалась песня. Наша лагерная, любимая:

В ряд палатки стоят,
И пылает костёр,
Пионеров отряд
На ночёвку пришёл…

С речки возвращались строем ребята. Впереди всех — Борька. Весёлый такой, руками размахивает, на голове майка чалмой повязана. Маму он ещё издали увидел. Остановился. И стоит как вкопанный.

Как я ему сочувствовала! Ребята сделали вид, что ничего не замечают, и разбежались в разные стороны.