– И будет свет. – Видя, что я не понимаю, бритоголовый пояснил: – И родится новый бог.
– Настоящий?
– А это как повезет, – улыбнулся он. – Боги же не рождаются на пустом месте. У них обычно бывают хоть плохонькие, да родители.
Откуда-то, как мне показалось, издалека донесся вой.
– В здешних краях водятся волки?
– Не припомню. Но звери, вышедшие на охоту, точно имеются, – скривился незнакомец. – И лучше либо не стоять у них на пути…
– Либо?
– Самому стать охотником.
Вой повторился и зазвучал еще громче. Теперь создавалось впечатление, что он идет откуда-то изнутри. Из-за толстых стен.
– Время к обеду, – заявил бритоголовый, взглянув на солнце. – Пожалуй, я вас оставлю. С собой не приглашаю, уж извините, тем более что это было бы невозможно.
Я оглянулся, попытавшись разглядеть источник воя, новым всплеском дошедшего до моих ушей, а когда повернул голову, безумно наряженного незнакомца на стене уже не было. И поблизости от стены тоже.
Он мог спрыгнуть вниз, либо по ту сторону, либо по эту, но спрятаться, да еще учитывая, насколько ярко одет, не успел бы. Походило на то, что он попросту растворился в воздухе под странные звуки, становящиеся все громче и надсаднее.
– Это там. Да, именно там, куда вы смотрите.
Я обернулся на голос так быстро, как только смог.
Бритоголовый стоял на самом краешке стены, скрестив руки на груди, и его лицо выражало явное неодобрение. Причем вовсе не в мой адрес, как можно было бы подумать.
– Если пожелаете взглянуть, вон та лесенка приведет вас в нужное место, – указал он на вьющуюся вокруг арсенала ступенчатую тропинку. – Проем закладывали остатками камней, да и раствора пожалели. С виду кладка кажется прочной, а на деле… Не собираетесь взглянуть?
– Не раньше чем вы уйдете.
Он шутливо нахмурился:
– Надеетесь понять, как я это делаю?
– Хотя бы увидеть.
– Глаза неспособны рассказать нам многое об этом мире. Разум, – бритоголовый коснулся указательным пальцем голого виска, – только разум может собрать все воедино.
Я уже получал такие намеки. Наставники обычно говорили то же самое, когда пытались добиться от нас дельного результата. Но в предложенные обстоятельства я пока еще не мог войти, и мой собеседник это понял.
– Сознанию подвластны любые чудеса, – сказал он, загадочно и чуть печально улыбаясь. – И чем теснее границы, в которых оно заключено, тем больше плотность вашего внутреннего волшебства. Настолько больше, что…
Его фигура дрогнула и рассыпалась на кусочки. Да, на небольшие такие кусочки, разноцветные, но не осыпалась вниз, под стену – тогда я бы еще мог решить, что это обман зрения, отвод глаз, иногда использующийся лазутчиками и ворами, – а продолжала висеть. И те фрагменты, что мгновение назад составляли лицо незнакомца, двигались в такт словам.
– Оно само становится чудом. Правда, чудом лишь для себя самого, так что настоящего бога из меня так и не получилось. Одно название…
Внезапно подувший ветер подхватил обрывки бритоголового и унес с собой куда-то в луга, а может, в сторону Ганна-Ди, но я не стал следить за этим странным полетом, потому что вой так и не подумал стихать. А главное, к нему присоединился стон. Значит, зверь загнал-таки свою жертву?
Возможно, самым естественным выбором было бы потихоньку убраться из развалин, благо про безопасные отходные пути мне только что рассказали. И все же из головы не желали уходить слова об охоте и охотниках. После стража божьего, ловко подставленного под любой случайный удар, следовало опасаться и других попыток держательницы объявить войну. Что, если надрывные завывания предвещают очередной спектакль, главным действующим лицом которого назначено быть мне? Обстоятельства удобные, ничего не скажешь: свидетелей моих занятий нет, место, где сейчас нахожусь, не просматривается от ворот и дверей арсенала, и все обитатели кумирни с радостью подтвердят, что я безбоязненно мог учудить какую-нибудь пакость. А потом просто придут за мной, обвинят и…
Нет уж. Если на меня и вправду решили повесить всех собак, надо посмотреть в глаза хотя бы одной из них.
Лесенка, указанная незнакомцем, оказалась настолько узкой, что взбираться по ней пришлось, прижимаясь спиной к стене. Впрочем, даже такое неудобство справедливо могло считаться сейчас подспорьем, потому что чем меньше становилось расстояние между мной и камнями, тем больше шансов было остаться незамеченным, особенно снизу. А вот входной проем выглядел почти единым целым с остальной кладкой, и сначала я решил, что надо мной жестоко посмеялись, но первый же камень, на который надавила моя ладонь, сдвинулся с места, зашуршав песком давно рассохшегося раствора.