Горные орлы

Аграфена перетирала стаканы и, затаив дыхание, слушала, что говорил ее Веня.

Наконец Вениамин Ильич поднялся и сказал:

— Однако хватит на сегодня…

Но еще долго не расходились. Вновь всем ближайшее будущее казалось заманчивым, как путешествие в сказочную страну.

Размечтавшиеся вслух комсомольцы говорили, что они на обоих Теремках поставят по огромной мачте и укрепят на них прожекторы такой силы, что свет их будет виден на сотни верст, что через пятилетку они будут летать на самолетах в Москву на все футбольные матчи.

Уже на улице, когда попрощались и стояли, не желая расходиться, к Трефилу подошла Груня и сказала:

— А ведь здорово: в Черновушке гидростанция! Теперь лопаты бы нам, а? Я бы, кажется, Теремок срыла…

21

Праздник Октябрьской революции в этот год праздновали в Черновушке необычно. С пятого на шестое ноября оттеплело, и снова повалил густой, мягкий снег. За ночь снегу выпало до полубока лошади.

Председатель сельсовета Кирилл Рожков собрал срочное заседание президиума.

— Как быть? Ежели еще хоть немного снегу добавит, сорвет демонстрацию: поутопим мы в снегу наших пионеров…

Адуев предложил проводить манифестацию на лыжах:

— В каждом дворе, худо-бедно, по три пары лыж имеется. Уж веселья будет!..

План Селифона был принят.

И действительно, более величественное и необычное для черновушан зрелище трудно было представить, когда сотни лыжников, колхозников и рабочих и служащих совхоза, в колоннах, с флагами и плакатами, под музыку двинулись к площади.

Собрались у братской могилы, увешанной свежими венками.

По пробитым лыжницам вслед за взрослыми подкатили школьники. Чтобы не заморозить ребят, речи решили перенести в клуб, на торжественное заседание.

С детства привыкшие к лыжам, горноорловцы чувствовали себя прекрасно. И только кубанцы-новоселы, сбившись в один ряд, чувствовали себя на «чертовых полозьях, як курица на воде».

Зато в клубе они оправились и сидели гордо и уверенно на первых скамейках, рядом со своими женами, статными, чернобровыми и белолицыми — «каждую хоть в Москву на выставку», — говорили о них в публике.

На трибуну Адуев вынес плакат-диаграмму. Речь его была необычной. В сравнительных иллюстрациях, понятных даже неграмотным, был показан рост пахотной площади, поголовья скота, ульев, маралов. Конеферма была изображена только что родившимся жеребенком, плодово-ягодный сад — крошечной яблонькой.

— У нас есть водопровод в скотных дворах, но нет еще электричества в домах. Мы — словно бы щеголь в шляпе, но в опорках. И мы с совхозовцами, — Адуев посмотрел в сторону Марфы Даниловны, — в будущем году ставим вопрос о постройке гидростанции. У нас есть библиотека, — привел еще пример Адуев, — но в ней мало покуда настоящих книг, которые выращивали бы душу человека, учили бы его мыслить, для кого и для чего работает он. В этом году мы приобрели три грузовых автомобиля. Заветная дума покойного Дмитрия Седова осуществилась. Мы подымаемся в зажиточные колхозы. И мы радуемся не большому еще, но уже все-таки растущему нашему богатству. Но давайте радоваться и подъему в сознании людей. Например, всем вам известный заведующий конефермой Рахимжан Джарбулов…

Старик, сидевший в президиуме, испуганно вскинул глаза на председателя и, невнятно шепча что-то, спрятался за спину Дымова, сидевшего рядом с ним.

— Так вот, еще тогда, когда у нас не было конефермы, Рахимжан Джарбулов высказал большую государственную мысль: «Буржуй подымется, бай подымется — на ком бить буржуя будем?» Слова эти прожгли меня насквозь. А немного позже почти то же я прочитал у нашего великого пролетарского писателя Горького. Рахимжан Горького не читал, но умом и сердцем понял все, как нужно. И я подумал, что каждый час все мы должны работать, как на току перед грозой. Как если бы знали, что напасть на нас могут завтра! И разве это не показательно, товарищи, когда думы простых людей сходятся с думами таких орлов мысли, как наш великий писатель Горький? Наша прекрасная земля, как мы все нынче на примере уважаемого Василия Павловича Дымова и комсомольцев-опытников убедились, может рожать не по семьдесят, а по триста пудов с гектара. Наша корова, наша пчела при улучшенном, научном уходе намного повысят доходность колхозника.

Селифон подошел к краю сцены.

— После моего знакомства с Василием Павловичем я много думал. — Глаза всех устремились на агронома. — Я думал: «Можем ли мы, стомиллионная армия работников земли, в такой горячей международной обстановке хозяйствовать по старинке, на нищенских урожаях допотопных единоличников и отсталых плохих колхозов?» — Селифон устремил глаза в зал.

Комсомольцы закричали:

— Нет! Нет!

— Правильно! Нет! — сказал Адуев.

В клубе снова стало тихо.