– Ты это, про дочерей не особо, – осадил его комендант. – Помалкивай.
– Так давайте и забудем за них, – развел Елисей руками. – Уехали, и ладно.
– Ладно. Тогда расскажи, за что солдата из новых так изувечил. Это ж казенный человек.
– Да кто ж его увечил? – деланно возмутился парень. – Морду набил да выпорол, чтоб знал, на кого пасть разевать нельзя.
– Морду набил, значит? – иронично переспросил комендант.
В этот момент в дверь постучали, и, после разрешающей команды штабс-капитана, в кабинет вошел гарнизонный врач. Увидев парня, доктор с усмешкой поздоровался и, присев к столу, принялся протирать пенсне.
– А расскажите нам, доктор, что вы нашли у своего ночного пациента, – елейным голосом попросил комендант.
– Ну, поначалу у меня такое впечатление было, что по нему табун коней пробежал, – устало вздохнул врач. – Челюсть сломана. Нос также сломан. Кожа по всему лицу клочьями, словно его кошки рвали. Передние зубы ему высвистали так, словно их никогда и не было. А к тому еще со спины нагайкой шкуру спустили. В общем, месяца три-четыре это не боец, а мой пациент. Ну и после он одной только кашей питаться сможет. Чем это вы его так? – повернулся доктор к Елисею.
– Вот этим, – хмыкнул парень, демонстрируя ему свой кулак с набитыми кинтусами.
– Что, только кулаками били? – растерялся врач.
– Сначала кулаками. А потом малость мордой по фургону своему повозил. Он решил, что может моим имуществом распоряжаться, раз я на постое у полюбовницы его нахожусь. Ну, а нагайка, это уж так, для закрепления в памяти, что чужое трогать не след, – закончил он, с вызовом глядя на коменданта.
– Я так понимаю, что от Натальи ты съехал, – помолчав, усмехнулся тот.
– Съехал, – решительно кивнул парень.
– Ладно. Думаю, на днях найдем, куда тебя определить. А пока придется тебе в фургоне своем пожить.
– Не страшно. Для того его и делал, – пожал Елисей плечами.
– Вот ничем тебя не проймешь, – вдруг рассердился комендант. – Чего ни коснись, везде ты чистый. А дел наворотил, за неделю не разгребешь.
– Я, ваше благородие, первым никогда никого не трону. Но уж если полезли, не обессудьте. Пощады не будет, – угрюмо проворчал парень. – Не нравится, могу и уехать. Мне везде и дом и кров. Для того фургон свой и делал, когда из станицы уезжать собирался.
– Я те уеду, – рыкнул в ответ комендант, успокаиваясь. – Стану я такого стрелка и следопыта на какого-то дурака менять. Да еще и контрразведчик твой уже делом о похищении девиц сильно заинтересовался. В общем, придумаем что-нибудь. Потерпи.
– Не мой он. Он свой, собственный, – не сумел промолчать Елисей. – А потерпеть, это запросто. Тем более что работы у меня в мастерской много.
– Угу, уже весь плац кислотой твоей провонял, – проворчал штабс-капитан, закуривая очередную папиросу. – Если б не польза, давно б запретил все. В общем, найдешь сам что подходящее, можешь от моего имени двадцать пять копеек обещать. Я тебя еще и как оружейника в крепости оформил.
– Благодарствую, – кивнул Елисей, пряча улыбку.
Про то, что людям на подобных должностях положено платить жалованье, он не говорил. Хватит и того, что оплачивают его постой у местных. А на жизнь себе он и так заработает. Главное, чтобы мастерскую не отобрали. Вот тогда из крепости точно придется уходить, прихватив все свои наработки.
От работы его оторвал стук в дверь. Крикнув, что сейчас выйдет, Елисей с руганью переставил противень, на котором сушил хлопчатник, и, сняв рукавицы, откинул крючок, открывая дверь. К его удивлению, на пороге стоял дед Святослав. Окинув парня долгим внимательным взглядом, старик вздохнул и, кивая на лавку, коротко сказал:
– Выходи, погуторить надо.
Распахнув дверь пошире, чтобы проветрить помещение, Елисей присел на указанную лавку и вопросительно посмотрел на старого казака. Отложив клюку, Святослав огладил бороду и, вздохнув, спросил:
– Что у тебя с тем солдатом приключилось?
– Решил, что раз с Натальей спит, то может и мной командовать и вещами моими распоряжаться. Фургон вон продать хотел. Пришлось поучить, – так же коротко поведал парень.
– А Наталья? – удивленно уточнил старик.
– А что Наталья. Пока он мне свои условия высказывал, молчала, а потом, когда завертелось, защищать его кинулась.
– А ушел чего?
– Байстрюком меня назвала. Будь мать жива, в рожу бы плюнул, а так и знать ее теперь не хочу.
– Совсем сдурела баба, мертвых позорить, – зло проворчал старик. – Добре, с ней я потом поговорю. А к тебе у меня дело есть.
– Слушаю тебя, дядька Святослав, – подобрался Елисей.