4) Наконец, в античном городе были вольноотпущенники. Их число, а также их роль были очень значительны. Использовались они экономически. Из тщательно проверенных итальянскими исследователями надписей следует, что около половины вольноотпущенников составляли женщины. В этом случае отпуск на волю был, вероятно, связан с заключением брака и выкуп совершал, очевидно, жених. Судя по надписям, многие вольноотпущенники были из числа домашних рабов и, следовательно, обязаны своей свободой расположению господина. Дают ли эти данные правильное представление о составе вольноотпущенников, судить трудно, так как естественно, что в надписях упоминаются именно эти категории. Но вполне вероятно, что, как указывает Кальдомини, число такого рода отпусков на волю растет в периоды политико–экономического упадка и в периоды экономического подъема: уменьшение доходов побуждало владельцев сокращать объем хозяйства и взваливать в трудные времена риск ведения хозяйства на рабов, которые обеспечивали себя сами и платили господину повинности. Авторы аграрных трактатов упоминают об отпуске на волю в виде награды за успехи в ведении хозяйства. Нередко господин отпускал на волю домашнего раба, чтобы, как указывает Штрак, не нести за него, пусть даже ограниченной, судебной ответственности. Но другие категории этого слоя играли не меньшую роль. Так, раб, которому его господин предоставил право самостоятельно заниматься предпринимательской деятельностью за определенные налоги, имел наибольшие возможности накопить деньги для выкупа на волю, как это делали крепостные в России. Очевидно, во всяком случае, что для господина наибольшую роль играли услуги и налоги, к которым обязывался вольноотпущенник. Отношение вольноотпущенника к семье его господина носило чисто патримониальный характер, который исчезал только через несколько поколений. Он был обязан не только выполнять услуги и повинности, часто тяжелые, но и наследство его, как и несвободных в средние века, в значительной степени находилось под контролем господина. Долг уважения принуждал вольноотпущенника к послушанию различного рода, что усиливало социальное влияние и даже политическую власть господина. Следствием этого было то, что при демократии, например в Афинах, вольноотпущенники были полностью лишены прав гражданства и приравнены к метекам. Напротив, в Риме, где господствующее положение должностной знати никогда не было сломлено, вольноотпущенники входили в число граждан; но по настоянию плебса они могли быть зачислены только в четыре городские трибы: должностная знать уступила, опасаясь, что в противном случае может быть подготовлена почва для тирании. Попыткой такого рода в Риме сочли предложение цензора Аппия Клавдия дать вольноотпущенникам равное с гражданами право голоса, распределив их по всем трибам. Однако это не следует понимать вслед за Эдуардом Мейером как попытку установить «перикловскую» демагогию. Ибо Перикл опирался не на вольноотпущенников, которые были демократией лишены всех гражданских прав, а на заинтересованность полноправных граждан в политической экспансии города. Вольноотпущенники античности были в своем большинстве слоем мирных людей, занимавшихся предпринимательством, homines oeconomici, которые были значительно ближе, чем какой–либо полноправный гражданин античной демократии, предпринимательскому бюргерству средних веков и Нового времени. Вопрос заключался, следовательно, в том, будет ли создан в Риме с помощью вольноотпущенников институт народных капитанов; отклонение попытки Аппия Клавдия означало, что определяющими факторами по–прежнему остаются крестьянское войско и господствующая над ним должностная аристократия.
Поясним несколько особое положение вольноотпущенников, этого в известном смысле наиболее современного, близкого «буржуазии» слоя античности. Они нигде не получили доступа ни к должностям, ни к жречеству, ни полного connubium[115], ни участия в военных маневрах (gymnasion) -хотя в случае необходимости их и призывали в армию, — ни в судопроизводстве; в Риме они не могли войти в состав всадников, и почти повсюду их положение в судебном процессе было менее благоприятным, чем положение свободных. Их особое правовое положение означало для них в экономическом отношении не только то, что они были лишены предоставляемых государством и других политически обусловленных гражданских преимуществ, но и невозможность обладания земельной собственностью, а тем самым и правом на ипотеку.