Женщин решено было призывать в действующую армию лет двадцать назад, когда оказалось, что в Городе осталось очень мало мужчин. Фелл тогда был молодым пехотинцем и со всей душой участвовал во всеобщих насмешках над перепуганными девчонками, присланными на передовую. Что касается полководцев, то они, получив высочайшее указание, которое считали бессмысленным, действовали соответственно. Девушек погнали в бой, не позаботившись должным образом снарядить и обучить. Понятное дело, они гибли тысячами, в полном соответствии с издевательскими предсказаниями мужчин. Однако рядовые солдаты мало-помалу вспомнили кто жену, кто сестру, кто возлюбленную, оставшуюся в тылу, и, преисполнившись участия, стали сами обучать женщин и снабжать их нагрудниками и шлемами, взятыми в битвах. Тем не менее целое поколение молодых женщин Города было практически уничтожено, прежде чем высшее начальство сообразило: если уж девушкам было велено драться, их нужно снабжать и обучать точно так же, как и парней.
Индаро пришла с третьей волной женщин-воительниц. К тому времени с шестнадцатилетними новобранцами обоего пола стали обращаться одинаково. В ту золотую ночь, когда Фелл впервые увидел ее, он уже знал, кто она такая. Дочь политика, попавшего под подозрение, сестра беглеца и сама побегушница, сотрудничавшая с архивестницей. Когда около полуночи она появилась у него в палатке, он еще не решил, как с ней поступить.
Она была рослая, почти с него самого, и болезненно худая. Острые скулы, обтянутые кожей, казались двумя лезвиями. Грязная, предельно усталая, она все-таки держалась с благородным достоинством, которое сразу заворожило его. Темно-рыжие волосы отсвечивали великолепием заката после бури, а фиалковые глаза под темными бровями словно прятались в серой тени. Фелл попросту потерял дар речи.
Молчание затягивалось, и в конце концов он только и выдавил:
– Я знал твоего отца.
Она уставилась на него, глаза чуть округлились. Тут до него дошло, что она, верно, решила, будто он вознамерился ткнуть ее носом в прошлое родителя, и он поправился:
– Я никогда не верил тем, кто говорил, будто он породил целый выводок отступников.
Какой еще выводок? Что он вообще нес? Он что, хотел ее насмерть оскорбить?
– Отец ничего не знал о моем… отсутствии, – сухо и отрешенно сказала она, глядя поверх его головы. – Он отрекся от меня, господин мой.
На самом деле она лгала, и Фелл это знал. А еще он видел, что она не пыталась себя защищать – только отца.
– Я занимаюсь тем, что пытаюсь выигрывать битвы, – сообщил он ей, спрашивая себя, на кой он взялся что-то объяснять. – Мне нужно все, что я могу для этого собрать. Ты, говорят, отменная фехтовальщица, а такими я не разбрасываюсь…
После этого она постоянно присутствовала в его мыслях. Помнится, он не стал возражать, когда она попросила разрешения оставить при себе служанку. Правду сказать, такая просьба его позабавила. Индаро уж точно не старалась вписаться в новое окружение. Прочее воинство во главе с предводителем отряда довольствовалось старыми кожаными камзолами, некогда алыми, а теперь вылинявшими от непогод у кого до розового, у кого до серого цвета. Индаро же была неизменно облачена в ярко-алое обмундирование и латы, регулярно добываемые одни боги знают где. До Фелла доходили пересуды о ней. Ее считали слишком наглой и, в общем-то, не любили. Фелла это не особенно удивило.
А потом разразилась битва в Медном ущелье. Раненая Индаро, орудуя двумя мечами, в одиночку сдерживала целый отряд неприятеля, давая время товарищам оттащить в безопасное место покалеченного Мака Одарина. Вот Мак – тот был всеобщий любимец. Что интересно, воркотня по поводу нрава Индаро с того времени прекратилась.
Сам же Фелл обнаружил, что порывается глаз с нее не спускать. После каждой переделки он должен был лично удостовериться, что с ней ничего не случилось. Он честно пытался отделаться от неотступных мыслей о ней, и все равно в самые неподходящие моменты непрошеным наплывал запах ее волос, а перед мысленным взором возникал грациозный изгиб спины, когда она поворачивалась, чтобы уйти.
Хотя он едва ли словом с ней перемолвился до того самого времени, когда, прочно окопавшись на Салабе, получил приказ послать нескольких ветеранов в личную императорскую охрану. Ознакомившись с распоряжением, Фелл решил прикинуться, будто неверно понял. Солдат у него и без того было в обрез. Однако он не мог не воспользоваться случаем отправить Индаро с передовой. Ее и Эвана Квина. Последние полгода положение на Салабе медленно, но верно ухудшалось. Фелл боялся плачевного исхода, но все равно разрывался между желанием отослать Индаро подальше от опасности и жаждой удержать ее подле себя. А окончательное решение принял, смешно сказать, поддавшись искушению иметь повод с ней поговорить!