Город Антонеску. Книга 1

До Дальника они не могли дойти за такое короткое время, т. к. в путь пошли не раньше 11–12 часов, а многие и того позже. Значит, за 8 ч. пути 19 км не пройдут без привычки и с тяжелыми узлами в руках. Да и в Дальнике нет пристанища для такой массы людей.

А сколько нужно времени, чтобы эту массу зарегистрировать?

По моему мнению, никакой регистрации там не будет, а просто подержат их там некоторое время и отправят по домам.

Правда, это было бы в лучшем случае.

Но что еще можно придумать?»

А вот и придумали!

Те, кто пришел на Дальник в первой половине дня, все, до единого, были расстреляны, сожжены и взорваны.

А тех, кто добрался сюда к вечеру, как Фаничка и Янкале, загнали на местное кладбище. К ночи 24 октября там скопилось около 60 тысяч человек.

Никулеску был в полной растерянности.

Опять перебор?! Ну, точно, как в картах…

Что с ними делать, со всеми «этими жидами»?

Уничтожить их нет никакой возможности – ни во рвах, ни в амбарах места нет.

Да и солдаты устали.

Пока начальство там, генералы Мачич и Трестиореану, прохлаждаются, он тут один должен за всех отдуваться.

Никулеску приказывает оцепить весь район и оставить всю эту жидовскую сволочь здесь – на кладбище – на ночь.

Для предотвращения возможных эксцессов солдаты выудили из толпы немногих бывших там мужчин, увели в ближайшую балку и расстреляли. Затем – еще один необходимый шаг – сбор «холодного оружия» и «драгоценностей».

На этом интерес к жидам испарился, и их оставили в покое.

И наступила ночь.

В эту ночь вряд ли кто-либо из евреев мог уснуть. Эта ночь, освещенная заревом горящих амбаров и наполненная дикими криками сгорающих заживо людей, показалась им удивительно короткой. Слишком короткой.

О чем они думали, наши матери, бабушки, сидя всю эту ночь на могильных плитах? О чем молились? На что надеялись?

С рассветом солдаты подняли евреев с земли, вывели за ворота кладбища и погнали.

В этой толпе шла и Фаничка, держа крепко за руку сына.

От Янкале: Мы бежим с Дальника

Одесса, 24 октября 1941 г. 8 дней и ночей под страхом смерти

Я хорошо помню то утро и двор Еврейской больницы, и большие черные ворота, и много людей. На рукавах у них белые повязки с Красным Крестом.

Они собираются идти «на регистрацию», на Дальник.

И мы должны идти вместе с ними.

Но Дальник, как все здесь говорят, далеко, и бабушке будет тяжело до него дойти, а у тети Цили вообще ноги больные, и она не может ходить.

Поэтому мама побежала к жене доктора Кобозева просить разрешения оставить их ненадолго в больнице, пока мы не вернемся с «регистрации».

Я ждал маму во дворе у ворот, где вся колонна стояла.

Но пока мама бегала к Кобозевой, колонна ушла.

И теперь нам придется ее догонять.

Поэтому мы пошли быстро-быстро.

На тех, кто шел медленно, нападали бандиты. Один раз я даже сам видел, как двое парней вырывали сумку у старенькой бабушки. Бабушка упала и стала кричать: «Люди, люди, помогите! Грабят!»

Но никто ей не стал помогать, и мы не стали, потому что очень спешили, боялись опоздать на «регистрацию».

Но вот наконец мы, кажется, пришли – справа от нас забор и ворота.

У ворот солдаты. Они загоняют нас внутрь.

Что это? Кладбище?

Люди сидят на плитках, на земле. Мы тоже садимся.

Стал накрапывать дождь. Где же эта «регистрация»?

Хочется есть. Мама достала из сумки сухарики.

Она все оглядывается по сторонам, ищет врачей из нашей больницы, которых мы так и не догнали. Врачей почему-то здесь нет.

Зато она вдруг заметила папу – мой папа не жил с нами и, наверное, пришел на Дальник один.

«Янкале, посмотри, вон папа, подойди к нему!» — сказала мне мама.

Я подошел.

Папа увидел меня, обрадовался, поцеловал.

Но тут солдаты стали собирать мужчин на работу.

Один толкнул папу прикладом: «Гайда! Гайда! Работа!», а потом посмотрел на меня, зыркнул так своими глазищами и говорит: «Мальчушку собой. Большая мальчушка!»

Папа отступил от румына и как закричит: «Беги к маме! Слышишь, беги! Скорее – к маме!»

Я побежал…

Быстро так побежал, даже запыхался.

Сел возле мамы на полу ее плаща и почему-то заплакал.

Солдаты стали ходить между могилами и забирать у нас перочинные ножики и другие всякие вещи. Мама тоже сняла с пальца свое колечко.

Стемнело. Я очень хотел спать и положил голову к маме на колени.

Земля была сырой и неровной.

Со всех сторон подбирался холод.