Город Антонеску. Книга 2

Вот перед нами один из списков, составленный в декабре 1941 года и озаглавленный: «Особое дело паспортного стола 9-го полицейского участка города Одессы: список евреев, проживающих на территории 9-го района Одессы, с указанием точного адреса проживания, полного состава семьи, пола и возраста владельцев квартир».

Представители еврейского комитета, составлявшие этот список, обошли все квартиры евреев в 95 домах, расположенных на 15 улицах Одессы.

Дорогие наши друзья одесситы, где бы ни был сегодня ваш дом, вы, конечно, помните эти милые сердцу улицы и переулки – свидетели нашей юности: Софиевская, Преображенская, Гаванная, Приморский бульвар, Малый и Театральный переулки…

В этом списке 605 человек.

Как показал проведенный нами статистический анализ, это, в основном, женщины – 46,3 % (280 человек, от 16 и до 60 лет), и старики – 20,8 % (126 человек, от 60 и до 90 лет).

Мужчин всего 85 человек, около 14 %. А детей до 16 лет 116 и среди них 23 младенца и 10 малышей, оставшихся без родителей.

Самой старенькой, Хае Браиловской, из дома № 3 на Екатерининской площади, уже стукнуло 90. А самой маленькой – Аннушке, дочке Поли Эльзон, из дома № 17 по Ланжероновской – еще нету и месяца.

В этот список попали трое детей по фамилии Малый, из дома № 14 по Нарышкинскому спуску. Родители этих детей – 12-летнего инвалида Изи, 10-летней Сарры и 8-летней Фанюшки – погибли, и они остались сиротами.

В этот список попала Нора, родная сестра Таси, и ее трехлетний сынишка Эрик. Они, как вы помните, жили на Софиевской, 21.

Зимние дни коротки…

Уже смеркалось, когда в квартиру Норы постучали.

Оказалось, дворничиха, Павлова и с ней двое вполне приличных мужчин, по виду евреев.

Это были представители еврейского комитета, Айзенберг и Файер.

Они предъявили Норе удостоверение и объяснили цель своего прихода.

Нет, Нора не предлагала им чаю, не до того ей было. Она была не на шутку встревожена неожиданным визитом и пыталась им объяснить, что на самом деле она и не еврейка вовсе и никакого отношения к еврейскому комитету не имеет. Покойный отец ее известный врач Иосиф Тырмос вообще грек по национальности, вся семья их прошла обряд крещения и даже в паспорте она записана русской.

В подтверждение своих слов она показала им свой «русский паспорт», купленный, как мы уже упоминали, за большие деньги ее мужем Сашей Шером в первые дни войны, еще до того, как его арестовал НКВД.

«Ну, хоть вы им скажите, Павлова, – обратилась она к дворничихе. – Вы же нас знаете».

«Та знаю я, знаю. Казала я им, вже казала», – ухмылялась Павлова, «забывая», что это именно она привела представителей в квартиру Норы.

Представители, правда, «успокоили» Нору и обещали ей, что, если она действительно русская, то в списке евреев около ее фамилии в комитете обязательно сделают «особую отметку».

Нора не стала спорить, главным образом потому, что ее волновала совершенно другая проблема: все это время в ее спальне, за плотно закрытой дверью, пряталась бабушка Ида.

Ида, оставшаяся без крова после взрыва дома на Петра Великого, жила у Норы «без прописки», и обе женщины по советским, давно не действующим, законам считали это страшным «преступлением» и боялись «неприятностей».

Тем временем Павлова тоже вдруг вспомнила об Иде, которую она несколько раз видела во дворе.

«А где бабка?» — спросила она у Норы.

«Ушла. Ушла к себе домой. Моя мать не живет здесь постоянно. Я живу здесь только с сыном».

Нора была готова заплакать. Избалованная жизнью, она не привыкла лгать. Красота, материальный достаток, любящие отец и мать, любящий муж, два замечательных сына, друзья и… вдруг…

Муж арестован НКВД, почему-то как «немецкий шпион». Старший сын, 18-летний Гарик, курсант «Мореходки», еще в первые дни войны ушел пешком на Николаев. Друзья, один за другим, исчезли. Она осталась одна, с 3-летним ребенком, страдая от диких болей в пояснице, без денег, без топлива, без продуктов. И некому помочь и не к кому обратиться. И нужно еще дать приют старушке маме, которая живет здесь «без прописки», под постоянным страхом разоблачения, и дворничиха Павлова позволяет себе называть ее «бабкой»…

Это «бабка» по отношению к маме окончательно вывело ее из себя.

Нора уже плакала навзрыд.

Айзенберг и Файер растерялись. Они не ожидали такой реакции и поторопились распрощаться.

Люди они были, наверное, неплохие. Но все же «отметку» о крещении Норы в списке «оставшихся», как мы видим на ксерокопии, не сделали.

Их самих, скорее всего, тоже ждала обычная для одесских евреев судьба.

К концу 1941 года еврейский комитет 9-го полицейского участка закончил свою работу. Завершили работу и другие еврейские комитеты.

Оказалось, что в городе еще оставалось около 40 тысяч евреев.