Город Барабу

Когда На-На, «Двухголовая Красавица, Которая Доказывает, Что Две Головы Лучше Одной», закончила просушивать Итили волосы, девочка почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. Во время вечернего представления На-На приказала Итили смочить волосы каким-то омерзительным отваром. Потом, на глазах у собравшихся, На-На вооружилась щеткой и феном и придала прическе Итили окончательный вид. Работу каждого инструмента контролировала одна голова, одна На. Теперь, когда завитые волосы окутывали все ее лицо, у Итили появилось такое чувство, словно она смотрит на мир из какого-то волосяного туннеля.

– Что скажешь, На?

На нахмурилась, потом подняла руку.

– Здесь могло бы быть попышнее. Тебе не кажется, На?

– Ты права, На. Поработай немного щеткой, хорошо? А я пока еще чуть-чуть подсушу.

– Конечно, На.

– Спасибо, На.

При виде На-На Итили просто столбенела. Каждая голова была восхитительно красива, но одна явно казалась лишней. Она тряхнула головой.

– Сиди спокойно, Булочка.

– Да, На-На. – Итили нахмурилась и, прищурившись, огляделась. В самом конце туннеля из ее собственных волос виднелась Толстая Леди, Пузырь – 700-Фунтов-Превосходного-Жира. Толстуха восседала на трех стульях и наблюдала за процессом.

Гора плоти колыхнулась и величественно повела рукой.

– Надо было побольше пива добавить в ополаскиватель, На-На. Они бы лучше стояли.

– По-моему, и так стоят прекрасно. Ты согласна со мной, На?

– Да, На.

На плечо Итили опустилась чья-то рука, и девочка вздрогнула, чуть не упав с ведра, на которое ее посадили.

– Не хотела тебя напугать, дорогая, – сказала На. – Мы уже закончили. Посмотри на себя в зеркало.

– Да, посмотри, – вставила На.

Итили повернулась, еще раз взглянула на На-На и перевела взгляд на прислоненное к сундуку зеркало. Она смотрела на себя, поворачивая голову из стороны в сторону, и не знала, что сказать о своей новой внешности. Ее белые волосы торчали во все стороны, почти полностью закрывая лицо.

Толстуха хихикнула:

– Похоже на снежок на палке.

Итили еще раз посмотрела на себя и… согласилась. Она улыбнулась, потом взглянула на На-На:

– Выглядит неплохо.

– Ну, – промолвила На, – нам еще придется немного подстричь кое-где, чтобы получилось совсем кругло.

– Согласна, – сказала На. – Только понемножку.

Тростинка Ванда, Живой Скелет, вошла в палатку, даже не обратив внимания на Итили.

– Раскоряка велел заканчивать, надо сворачиваться. Остальное доделаете на шаттле.

Снаружи послышался взрыв смеха, и в палатку вбежали две карлицы. Они сразу же бросились к одному из сундуков и, повернувшись спиной друг к другу, стали переодеваться.

Смех повторился. Казалось, смеется пустая бочка. В палатку вошла Большая Сью, великанша. На пороге она пригнула голову и вытерла катившиеся по щекам слезы. Пузырь недоуменно уставилась на Сью.

– Что смешного?

Сью опустилась на сундук, стукнула себя по колену и приложила к глазам платок размером с простыню. Потом кивнула в сторону карлиц.

– Тина и Вина стояли на площадке, рядом с административным фургоном и орали друг на друга. Тина говорит: «Ты лгунья, Вина! Я намного ниже, чем ты!» А Вина отвечает: «Это потому, что ты сутулишься!» Хозяин открывает окно фургона, смотрит на Тину и Вину и со словами «детский лепет» закрывает окно!

Чтобы не рассмеяться, Итили зажала ладошкой рот, но это уже не помогло. Все расхохотались. На-На качала обеими головами, Пузырь тряслась. Карлицы переглянулись; их недовольные лица дрогнули, расплылись в улыбке, и они тоже покатились со смеху.

12

Поначалу новое окружение действовало Итили на нервы. Почти все артисты были замужем или женаты: На-На и Человек-с-Тремя-Ногами, Пузырь и Окостеневший, Тина, Вина и другие карлики. Большая Сью давно гуляла с Человеком-Волком, Диком Псиной Мордой, а Тростинка Ванда строила глазки Оггу, Недостающему Звену. Эти отношения казались ей нелепыми и даже невозможными. Но к тому времени, когда три недели спустя цирк остановился в Баттлтоне, Итили уже считала себя артисткой, тогда как все остальные – за исключением других артистов – принадлежали к «тому миру».

Человек-Волк, удобно устроившись на колене Большой Сью, любил пофилософствовать о «нашем мире».

– Уж не знаю, сколько раз за сезон мне задают один и тот же вопрос: почему я выставляю себя на всеобщее обозрение? Чаще меня спрашивают только о том, почему я не покончил с собой. – Сью почесывала ему за ушами. – Там, в том мире, внешность – это все. То же самое и здесь. Но в нашем мире мы можем гордиться нашей внешностью, гордиться тем, кто мы такие.

– Эй, Псиная Морда, – сказала однажды Итили. – Я даже жалею, что не такая, как ты. У тебя все натуральное, а мне не обойтись без перекиси и застоялого пива.

Человек-Волк улыбнулся, обнажив длинные клыки.

– Послушай, Булочка, всем нам приходится хитрить. Посмотри на это. – Он пощелкал себя по зубам. – Коротки. Я подкрашиваю нос черной краской, а послушала бы ты, как я вою и рычу. – Он кивнул в сторону Сью. – Те стальные прутья, которые она завязывает в узлы, – они из армированной резины. Важно, что видит зритель.