Город Баранов

Звонок в дверь. Вадим выключает ящик, идёт открывать. Появляется уже слегка поддатый Митя Шилов - в клетчатой рубашке, с сумкой на плече.

Шилов(хватает Вадима за плечи, зверски встряхивает, звеня сумкой, вопит). Ты чего, Вадим, дрыхнешь-то, а? Добрый люд православный уж давно опохмелился - Пасха ведь, олух ты царя небесного! Христос воскресе! (Размашисто целует троекратно Вадима) А ну-ка, споласкивай стаканы! (Пытается разуться, Вадим его удерживает) Я тут удачно одному писателю, Алевтинину, его портрет написал-продал... Анпиловна моя ещё не в курсе! Алевтинин - ты же знаешь? Ну, который исторический роман про дружбу индейцев с белыми написал...

Вадим. У него про мордву с русскими.

Шилов. Да какая разница! Давай скорей посуду - душа горит!

Вадим. Иди, Митя, вон за журнальный столик. Я сейчас закуски нарисую и чайку себе заварю...

Шилов (с горечью). Так и не пьёшь?.. Э-эх, один я остался! Предатель ты, Вадька!

Вадим идёт на кухню, гремит там посудой. Шилов в комнате берёт верхнюю газету из стопки на журнальном столике, расстилает, выставляет сначала одну бутылку водки, затем, подумав, вторую.

Шилов (бормочет). Ничего, уломаю...

Берёт из стопки другую газету, читает. Вадим входит с подносом: на нём тарелки с хлебом, колбасой, сыром, бутыль минералки, стаканы.

Вадим (садясь). Вот, пока хватит, а потом я пельменей заварю.

Шилов (хватает бутылку, открывает, наливает в один стакан и пытается во второй). Давай, по глотку всего!

Вадим (жёстко). Ми-и-тя, ты меня знаешь! Ну-ка перестань! Сказал нет, значит, нет!..

Шилов. Да и чёрт... Тьфу! Да и Бог с тобой! Мне больше достанется!

Выдыхает воздух, залпом выпивает, занюхивает хлебом. Вадим невольно сглатывает слюну, быстро наливает себе минералки, пьёт.

Вадим. Закусывай, закусывай, а то развезёт!

Шилов. Да плевать! Я сегодня хочу на всю катушку оттянуться... Марфа мне всё равно уже устроит... Марфаломеевскую ночь. Да ну её! Ты мне лучше, Вадя, вот что скажи. Ты же сам в газете работал. Ну, что, совсем они оборзели? Не газеты стали - портянки какие-то. Вон, глянь, этот вонючий "Московский комсомолец"... (Берёт газету) Вон в региональной вкладке какая-то Ольга Злючкина-Вреднючкина (за один псевдоним девку эту, журналистку хрeнову, мало отпороть!) сообщает о главных событиях нашего Баранова за неделю. Смотри: пьяный бомж украл из частного гаража мешок картошки... Нетрезвый бомж ограбил пивной комок... Больной бомж укусил старушку... Распоясавшийся в полном смысле слова бомж устроил стриптиз средь бела дня у памятника Ленину... И, наконец, городские бомжи намерены создать новую партию под названием - Партия без недвижимости... Тьфу! Это ж получается газета только про бомжей и для бомжей!.. (Наливает, пьёт)

Вадим (в тон ему, с усмешкой). Это что, Митя, ты возьми вон "Барановское время" посмотри - вообще детский сад пополам с дебилизмом. У этой газетёнки даже и на уровне оформления профессионализмом не пахнет. А ещё подписная реклама по областному радио каждый день долдонит, якобы, в "Барановском времени" работают лучшие журналисты! Эти доморощенные "лучшие журналисты" во главе со своей якобы "лучшей редакторшей" даже знать не знают то, чему учат, вероятно, ещё на первом курсе журфака: инвертированный текст (белый шрифт на чёрном фоне) утомляет зрение в девять с половиной раз сильнее, так что люди с ослабленным зрением (а таких у нас - 90 процентов!) инстинктивно его избегают. А в этом дурацком "Барановском времени", глянь, от сплошных чёрных страниц в глазах темнеет... Нет, недаром я с журналистикой завязал - деградация полная.

Шилов (закусывая). Вот ты мне, Вадя, скажи: газетчину ты правильно бросил, ну а почему стихи-то писать перестал? Наши парни русские в Чечне гибнут, а ты стихов не пишешь! Эх ты!

Вадим (оторопело). Да при чём тут Чечня?!

Шилов. Притом!.. (Крутит в воздухе пальцами, ища аргумент, машет рукой, выпивает). Вот у меня строчка Коли всё бьётся и пульсирует в башке, а вспомнить целиком стихи не могу. Ну-к, напомни - "И вдруг такой тоской повеяло с полей!.." А? Откуда?

Вадим (подумав). Так это из "Отплытия". Только ты чего-то исказил... Так... (Достаёт с полки томик Николая Рубцова, находит нужную страницу) Вот:

"Размытый путь. Кривые тополя.

Я слушал шум - была пора отлёта.

И вот я встал и вышел за ворота,

Где простирались жёлтые поля,

И вдаль пошёл... Вдали тоскливо пел

Гудок чужой земли, гудок разлуки!

Но, глядя вдаль и вслушиваясь в звуки,

Я ни о чём ещё не сожалел...

Была суровой пристань в поздний час.

Искрясь во тьме, горели папиросы,

И трап стонал, и хмурые матросы

Устало поторапливали нас.

Митя слушает, уронив буйную голову на грудь и качая ею в такт мелодии стиха из стороны в сторону. Вадим наддаёт-добавляет патетики в голос-тон на заключительной строфе:

И вдруг такой повеяло с полей

Тоской любви, тоской свиданий кратких!

Я уплывал... всё дальше... без оглядки

На мглистый берег юности своей..."