Город Бегемотов

Тугие кудри разметались по лужице крови, рука была неестественно вывернута, а дыхание было прерывистым. Воздух выбивался из легких девушки с хрипом. От вида крови, особенно в таком нарастающем количестве, я впала в ступор.

Прохожих, как назло, не было, а водитель, сбивший одногруппницу, сверкал фарами уже с другого конца дороги — попросту слинял. Я не запомнила ни номера, ни марки. Скажу только, что машина была серой, как и большинство машин в городе. Но вот водитель — я точно его где-то видела! Или мне опять привиделась эта непонятная татуировка?

Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, но как завороженная смотрела на распластавшуюся на дороге девушку. Грудь ее резко вздымалась, а после стремительно опускалась. Изо рта текла кровь, разбавляемая громкими хрипами. Кажется, пробито легкое… Или сломаны ребра.

Тело Калининой свело судорогой, а я не могла и шагу вперед ступить, смотрела на лужу крови, на тонкий ручеек, стекающий на подбородок.

Прерывистый сдавленный кашель освободил меня от оцепенения: ешкин-кошкин, если я ничего не сделаю, то она попросту умрет.

Оторвав одну ногу от неожиданно липкого асфальта, я шагнула вперед, после то же проделала и с другой, а через мгновение уже со всех ног бежала к одногруппнице.

Глаза девушки были открыты, на движение зрачок реагировал. Но, судя по всему, ребра все же пострадали — слишком уж резким было дыхание, а при кашле у Маши буквально слезы из глаз лились.

И как назло ни одной машины! Схватив заляпанную кровью сумку Машки, я начала искать телефон. Кое-как извлекая его из внутреннего кармана, набрала скорую помощь. Долгое соединение с диспетчером растянулось практически в вечность. Девушка кашляла и задыхалась, рука была сломана, что с позвоночником — неизвестно, потому я не решилась ее сажать, как рекомендовалось при повреждении грудной клетки.

Назвав адрес и кратко обрисовав ситуацию, я дрожащими руками нажала на красную кнопочку.

С каждой минутой девушку трясло все сильнее, а я пыталась подавить желание удалиться в кустики и хорошенько прочистить желудок. Сладковатый запах крови, казалось, въелся в одежду и кожу.

— Маш, потерпи чуть-чуть, — я начала гладить одногруппницу по голове. Было страшно, я даже не знала, как помочь. — Все будет хорошо, скоро приедут врачи.

Она опять захрипела, казалось, что хочет что-то сказать.

— Молчи, — прошептала я. — Тебе сейчас нельзя разговаривать, но потом с тобой вдоволь поболтаем.

По щекам потекло что-то горячее, горло сдавил спазм. Стало горько. Горько от безысходности. Вот ты живешь себе спокойно, топчешь землю своим тридцать восьмым. Дышишь выхлопными газами, иногда захватываешь каплю кислорода. Говоришь, шутишь, иногда иронизируешь и сарказмируешь, но потом жизнь превращается в ком снега, спускающийся с вершины и набирающий не только массу, но и обороты. И ком все стремительней катится по наклонной, как вдруг сталкивается с препятствием — деревом или выступившей скалой. Рассыпается на сотню маленьких комочков, былая мощь уходит в небытие, наступает спокойствие. Горькое спокойствие и смирение. У маленьких комочков есть шанс продолжать движение вперед, но это уже будет другой ком и другое движение. Постепенно смирение перерастает в новую динамику, но оно не сравнится с былым ощущением, оно никогда не позволит забыть старую горечь.

— Алина! — возглас из-за спины отвлек от размышлений. — Ты ранена?

Дэм присел рядом с нами на колени и начал меня ощупывать.

— Я цела…

Воин Духа посмотрел на Калинину, стал аккуратно ощупывать ее руки, шею и туловище.

— Она нежилец, — тихо проговорил он. — Очень обильные внутренние кровотечения.

— Помоги ей, — громко проговорила я. Здравствуй, тетушка Истерика. — Помоги!

— Алин, я не могу, — тихо и виновато произнес парень. — В этом вопросе задействованы обычные люди, я не имею права вмешиваться.

— Уйди! — выкрикнула я. Я бы и толкнула, но одной рукой я держала Машу, а второй гладила ее по голове. — Она будет жить!

Все нутро будто разрывало, хотелось ломать и разбивать. Но надо было взять себя в руки. Вдали послышался тоскливый вой сирен. Глаза одногруппницы почему-то были закрыты, но хриплое дыхание все еще слышалось. С каждым мгновением все слабее.

— Твою мать, Машка, очнись! — закричала я. — Ты будешь жить, слышишь?! А этого придурка не слушай, он вообще ничего не понимает! И врачи совсем близко!

— Алин, успокойся, — мягко сказал Дэм, приобнимая меня за плечи.

— Уйди! Без тебя все было хорошо! Как только ты появился в моей жизни, все пошло наперекосяк! — я заорала уже на Дэма. Мозгами понимала, что напрасно, но язык разум не особо слушал.

— Алин… — еще мягче возразил парень.

— Уйди, — всхлипнула я, поглаживая одногруппницу по голове. Дыхание с каждым мгновением становилось все слабее, судорожный выдох и тяжелый вдох. — Машенька, дыши, дыши глубоко. Все наладится, слышишь? Совсем скоро ты поправишься и вернешься в ВУЗ и мы еще будем весело вспоминать сегодняшний день.