"Стоп, - осадил сам себя Малинин. - Откуда эти упаднические настроения? Что за паника, переходящая в истерику? Ты ли это? Очнись! Нельзя, ни в коем случае нельзя паниковать перед боем. Пускай придется играть на вторых ролях, пускай, не суждено отбивать нападение вместе со всеми, но голова должна быть холодной. Только так и ни как иначе. Нужно давить в себе любые проявления неуверенности и страха. Они не помощники, они надоедливые родственники, которые никак не хотят уезжать домой, продолжая раздражать одним своим присутствием. Они лишние. Прогнать их. Вычеркнуть из своего сознания, и забыть, что подобные эмоции вообще возникали".
Паника улеглась, а вот страх остался. Он пульсировал внутри, заполняя собой все. Было страшно. Страшно умирать, и страшно, что больше уже никогда не суждено, будет увидеть сына. Мысли о сыне пришли сразу после того, как Дмитрий увидел молодого волхва готовящегося совершить жертвоприношение.
Малинин был настолько подавлен своими мыслями, что и не заметил, как по щекам катятся слезы. Что он сам, как последний предатель, маленькими шажками, наплевав на боль, пятится назад. Подсознание само приняло решение и принялось его исполнять. Оно и подсунуло эти насквозь патетичные мысли о сыне, заставив позабыть о чести. Единственным способом спастись было бегство, и Дмитрий, сам того не замечая, едва не ушел, бросив своих.
Именно осознание этого факта и встряхнуло Малинина. Никогда он не был трусом и предателем, и не собирался им становится сейчас! Появился новый страх, который прогнал прочь страх смерти. Сознание очистилось, и обрело ту ясность, о которой и думал Дмитрий, пытаясь успокоиться. Руки перестали дрожать. Все, пути назад нет.
Начался ритуал. Волхвы собрались в два круга - один окружил лежащие на земле тела стражей, второй обступил некроманта. Синхронно волхвы принялись что-то шептать себе под нос. Шептали они очень тихо, и невозможно было разобрать ни слова.
Вперед толкнули молодого волхва. На подгибающихся ногах он вышел вперед и встал перед неподвижно лежащими телами. Капли дождя, скатываясь по оконному стеклу, оставляют за собой мокрые дорожки, точно так же и слезы расчертили юношеское лицо. Он дрожал весь, как трепещет листва под порывом ветра. В руке его подрагивал изогнутый жертвенный нож, длиною в локоть. Мальчишка вцепился в нож, словно пытался найти в нем спасение. Рукоять была слишком большой для узкой мальчишечьей ладони.
Мальчишка стоял и смотрел на свои будущие жертвы. Он вглядывался в их лица, запоминая малейшую черточку. Их образы навсегда останутся в его сознании. Стоял не в силах пошевелиться. Слишком много всего сегодня навалилось на парня. Он знал, что должно произойти, но не верил и сам, что сможет убить ни в чем не повинного человека. Чувства долга и страха боролись в нем, и сложно было предположить какое из них победит.
Стражи отвернулись от места проведения жертвоприношения. Люди не могли смотреть на то, как будут хладнокровно убивать их товарищей. Они вперили свои ненавидящие взгляды в беснующихся возле щита мертвецов. Стражи кусали губы в бессильной ярости и сильнее сжимали рукояти мечей. Скоро, уже очень скоро они обрушат свою ярость на оживших мертвецов. Один только Малинин продолжал, заворожено смотреть за тем, как протекает ритуал. Мальчишка все ни как не мог решиться. Он так же стоял и плакал. Было настоящим чудом, что парень до сих пор не сорвался в истерику. Впервые в жизни Дмитрий начал читать молитву. Впервые он молился, и просил бога лишь об одном, чтобы тот помог парню справиться со всем этим.
Один из волхвов шагнул к пареньку и что-то начал шептать ему на ухо. В ответ парень лишь кивнул головой, громко шмыгнул носом, и быстро наклонившись, одним резким движением перерезал первому стражу горло. Кровь выплеснулась наружу, как выплескивается томатный сок, из разбитой банки. Все лицо молодого волхва оказалось забрызгано кровью. Он не смог больше сдерживать рыдания и зашелся в крике, спрятав лицо в ладони. Порывистым движением отбросил, выполнивший свою работу нож в сторону, и отбежал прочь. Его начало выворачивать наизнанку. Согнувшись пополам, парень выплевывал из себя остатки обеда смешанного с желчью. При этом он не переставал плакать, вцепившись пальцами в собственные волосы.
К волхву поспешил целитель.