Город без людей

Вот уже несколько дней подряд лил дождь. Сегодня погода прояснилась и снова стало невыносимо жарко. Нещадно палило солнце. Сегодня был день почты. Ее привозили в Мазылык раз в неделю, и потому каждый раз это было настоящее событие. Чиновники, жившие однообразной жизнью, ждали газет, писем и даже официальных бумаг с нетерпением, с каким ожидается приезд труппы акробатов. Почту возили на мулах, поэтому определить час ее прибытия было трудно. С самого утра к деревянному бараку с двумя окнами, где расположилась почта, начинал стекаться народ. Ближе к полудню в комнате у начальника почты появлялись каймакам и председатель муниципалитета Хаджи Якуб. Вскоре приходили Кадыбаба, прокурор, заведующий финансовым отделом уезда, уполномоченный министерства просвещения. Простой люд и мелкие чиновники, не удостоенные привилегии ожидать в комнате начальника почты, толпились у дверей, сидели на корточках под деревьями. Начальник почты, человек недалекий, раз в неделю чувствовал себя важной персоной и очень гордился этим. Ахмед с удовольствием, словно был в театре, наблюдал за ним. Начальник необыкновенно смелел в эти дни. Высовываясь то в одно, то в другое окно, он отчаянно бранил почтальона (единственное подчиненное ему лицо), быстро ходил по комнате, то и дело поглядывая на часы с цепочкой и бормоча: «Ну и запаздывает он сегодня». Да, справедлив был аллах, даровав этому бедняге такое счастье лишь раз в неделю.

Ахмед сегодня ничего не ждал и потому решил не заходить на почту. Вот уже несколько дней он не мог избавиться от головной боли, словно в мозгу у него поселился маленький червяк... Пойти в таком состоянии на почту, вести бессмысленные разговоры... Зачем мучить себя? Ахмед прошел мимо почты и направился в поля, горевшие под лучами палящего солнца. Сейчас он особенно остро чувствовал свое одиночество. Да, он был совершенно одинок среди этих людей, населявших городок. Весельчак каймакам, прокурор, замкнувшийся в особом мире со своим семейством, болтун лесовод, молодые учителя, ведущие незамысловатую жизнь, старик муфтий, глуповатый начальник почты, безликий банковский служащий — все они неплохие люди. Ахмед искренне любил их. Но что толку, он все равно чувствовал себя среди них одиноким. Может быть, он сам виноват в этом. С людьми, искренне желавшими стать его друзьями, он держался очень замкнуто, не удостаивая их своей дружбой. Ведь по существу только затея со строительством электростанции, в которую его вовлек лесовод, как-то связывала Ахмеда со средой, в которой он жил. Но сейчас он охладел даже к этому делу и чувствовал какую-то апатию. От жары и головной боли прошлое и будущее представлялись ему бесконечной, однообразной пустыней. «Я женюсь на Джанан!» — вдруг громко закричал он. Звук собственного голоса показался ему странным. Раскаленная земля обжигала ступни. Он снова крикнул: «Я женюсь на Джанан!.. Я женюсь на Джанан!..» Попытался улыбнуться, но не смог. «Почему же мне невесело? Разве решение, которое я принял, не радостно? Что со мной? Почему так болит голова?»

Поля совершенно пусты и безмолвны. Ни звука.

«Я женюсь на Джанан... Я женюсь на Джанан... Почему бы и нет? А потом — прямо в Стамбул... Буду стажироваться на адвоката... Открою маленькую конторку... Город... Жить в городе... Я погибну в этом Мазылыке, не выдержу. Годы уходят... Но почему же так болит голова?»

Впереди показался крестьянин. Взвалив на спину мешок, он беззаботно идет по полю. В мешке позвякивают пустые бутылки. Невольно прислушиваясь к звону стекла, Ахмед отсчитывает в такт шагам крестьянина: дзинь... дзинь... Я женюсь на Джанан... Дзинь... дзинь... дзинь... Я погибну в Мазылыке… Дзинь...

От земли поднимается удушливый пар. Земля под его ногами замерла, словно лишилась чувств от жары. Все мертво — земля, трава, жучки... Живы лишь бутылки... Дзинь... дзинь... дзинь... Хватит, довольно! Я не хочу больше слышать эти звуки... Довольно!.. Довольно!..

Шагает ничего не подозревающий крестьянин, звенят бутылки. Дзинь... дзинь... Вдруг перед глазами Ахмеда засверкали тысячи разноцветных огней. Потеряв сознание, он рухнул на землю.

XIII

Приоткрыв глаза, Ахмед увидел склонившуюся над ним Седеф. Смуглое лицо ее побледнело, глубоко запавшие глаза казались еще более черными и большими. Тонкая морщинка прорезала бледный, точеный лоб, уголки рта опустились. Несколько минут она молча смотрела на него, потом глубоко вздохнула и медленно пошла к столу. Ахмед попытался выпрямиться, но не смог. Приятная слабость разлилась по телу, словно он лежал в теплой воде. В руках и ногах была такая тяжесть, что поднять их было невозможно. Несколько минут размышлений утомили его, и он снова уснул.

К вечеру он проснулся, почувствовав, как к векам его прикоснулось что-то влажное. Открыв глаза, он снова увидел перед собой Седеф. Девушка низко склонилась над ним, он ощущал на своем лице ее дыхание. Заметив, что Ахмед проснулся, Седеф быстро выпрямилась. Щеки ее заливал легкий румянец.

— Седеф, — прошептал Ахмед.

Девушка тоже шепотом спросила:

— Проснулся?