Город без людей

Ахмеду становилось страшно, когда он смотрел на скалы, нависшие над головой. Казалось, они вот-вот рухнут вниз. Его пугал шум низвергающейся с гор воды, шелест огромных деревьев, дикие крики птиц. И он закричал, желая услышать свой голос:

— Ты из той деревни, отец?

Старик покачал головой. Видно, не любит говорить или не считает нужным. Ахмеду непременно хотелось заставить его говорить.

— В деревне есть где переночевать? Скажи! Я судья из Мазылыка.

Крестьянин продолжал молча смотреть на него, но теперь взгляд его немного прояснился.

Он попытался выпрямиться и заговорил:

— Сынок, тебя султан послал?

«Этот старик совсем из другого мира... — думал Ахмед, карабкаясь по скалам и вытирая катившийся со лба пот. — Он всех покинул и покинут сам, всех потерял и потерялся сам, не хочет, чтобы о нем кто-нибудь подумал и сам ни о ком не думает, молчалив и безропотен... Как мифологический бог... Страшен, но мертв... Воздух гор так опьянил его, что, кроме него, он ничего не чувствует, кроме скал, ничего не видит и слышит только шум ветра. Пусть за горами расцветают новые сады роз, волнуются моря, звенят колокола... Он далек от всего этого и ничего не знает. Как дикий олень, живет он там, где родился; там же он и умрет».

Два часа карабкались Ахмед и его спутник по скалам. К заходу солнца, обессилевшие, добрались они наконец до деревушки Карасабан[50]. Ахмед ворчал:

— Назвали тоже... А что пахать? Земли и не видно...

— Это ведь горные селения. Хозяйство у них небольшое. Разводят коз, торгуют дровами.

— Наверное, в деревне никого нет.

— Разрешите, я покричу?

— Давай.

Секретарь суда, сложив руки трубочкой, закричал:

— Староста! Эй, староста!

Из-за домика с камышовой крышей показалась чья-то голова. Человек неприязненно смотрел на прибывших.

— Земляк, не знаешь, где староста?

Не произнеся ни слова, человек исчез.

Секретарь суда разозлился.

— Ах ты, каналья, даже не ответил! Подождите немного, господин судья, сейчас я найду этого старосту.

Секретарь привязал мулов к дереву и отправился на поиски. Ахмед был без сил. Он вытер платком пот со лба, сел на землю и сидел так, пока не пришли секретарь суда и староста.

Староста уже успел расспросить обо всем секретаря суда.

— Добро пожаловать... Извините... Мой сын не узнал вас.

— Ничего, — слабо улыбнулся Ахмед. — Мы переночуем в вашей деревне. Есть где остановиться?

— Пожалуйста, оставайтесь сколько хотите. На улице не положим, место найдется.

Вечером, когда Ахмед, изнемогая от усталости, собирался лечь спать в маленькой комнатушке с земляным полом, которую ему отвели в доме старосты, за кирпичной перегородкой поднялся страшный шум. Ахмед прислушался. Ясно слышно было, как кто-то стонал. Входя в дом, Ахмед краем глаза успел заметить, что у старосты большая семья. В домике, напоминавшем маленькую коробку из-под чая, жило человек пятнадцать. Ничего нет удивительного, что стоит такой шум... Ахмед готов был примириться с чем угодно, лишь бы скорее лечь. Пока он отыскивал гвоздь в стене, чтобы повесить пиджак, в комнату, приоткрыв дверь, заглянул хозяин дома:

— Извини, бейим. У нас больная.

Оказывается, три дня назад жена старосты родила.

Мальчик здоровенький, как бычок, но роженицу точно парализовало, не может пошевелиться. Сейчас ее лечат старухи...

Ахмед постарался припомнить кое-что из уроков по судебной медицине: столбняк... эклампсия... После родов в подобных условиях все возможно. Ждать помощи врача в этой далекой деревушке, затерявшейся в горах, было бессмысленно.

— А чем ее лечат? — спросил Ахмед, но лучше бы и не спрашивал.

— Жидким коровьим пометом, бейим.

— Как же так?

— Жители касабы этого не знают. Хорошее средство, очень помогает.

Удивление, отвращение, гнев овладели Ахмедом, тошнота подступила к горлу. Он промолчал. Ему ничего не оставалось делать, как попытаться уснуть, оставив больную так, как есть, до горла погруженной в это целебное месиво, неведомое горожанам. Чтобы не слышать стонов, не чувствовать запаха, он натянул одеяло на голову, заткнул уши и зажал нос. Всю ночь он ворочался на тощем тюфяке, но так и не смог заснуть.

Рано утром, взобравшись на мулов, Ахмед и его спутник поспешили уехать, словно спасаясь от несчастья.

Свежий воздух вернул им силы и бодрость. И тем не менее долгое путешествие утомило их. Окончив все дела в горных деревушках, охваченные единственным желанием как можно скорее добраться домой, Ахмед и секретарь суда пустились в обратный путь. Мазылык сейчас был для Ахмеда столь же желанным, как в свое время Стамбул. Перед его глазами неотступно стоял маленький домик Хатидже-нинэ.

В деревне Калаба к ним присоединился сборщик налогов. Караван из трех мулов медленно спускался с обрывистых скал.

Когда они добрались до равнины, был уже вечер. Путники не поверили своим глазам: в поле стоял новехонький автомобиль. Темневшая черным пятном на фоне дикой природы машина показалась Ахмеду необычайно смешной. Он чуть не рассмеялся. Но вдруг вспомнил электрические лампочки в Мазылыке, и эти два факта, как ни странно, показались ему удивительно похожими друг на друга.