Город без людей

Ахмед, не отрывая глаз, смотрел на эту процессию. Изменившимся голосом он спросил:

— На будущий год они снова пойдут?

— Эти — нет, пойдут другие... Желающих работать много...

— Разве они не знают, что останутся ни с чем?

— Как не знают? Знают, но все равно идут.

— Почему?

— Хоть несколько месяцев они сыты.

«Борьба не на жизнь, а на смерть... Борьба не на жизнь, а на смерть... — гудело в ушах Ахмеда. — Я одинок в этой борьбе...»

Толпа рабочих медленно удалялась.

Солнце садилось прямо на Мазылык.

— Опаздываем, — словно самому себе пробормотал лесовод. — Крестьяне Умурджу уже ждут меня. Я должен распределить деревья, чтобы до наступления зимы они успели срубить их и продать. Хоть немного денег заработают. А мы опаздываем.

Ахмед разжал пальцы. На землю упало измятое, потерявшее форму и смысл письмо.

Солнце совсем скрылось за горизонтом. Мир погружался в темноту...

— Опоздали, — продолжал лесовод. — Сегодня мы уже не успеем вернуться, придется ночевать в деревне.

Ахмед, обернувшись к нему, резко сказал:

— Поедем быстрее!

Лицо его выражало твердую решимость.

Большие рыбы

Это город Стамбул, где...

Недим

Небо начинало светлеть, когда вагоновожатый Сабри вывел из депо трамвай второго класса, курсирующий по маршруту «Шишли — Сиркеджи». Черные тени, дремлющие на земле у стен, все больше и больше бледнели, расплывались.

У ворот кладбища на корточках сидели трое рабочих. Услышав скрежет колес, они зашевелились. Трамвай завернул по кругу и остановился. Рабочие медленно, тяжело поднялись по ступенькам в вагон. На задней скамье, поджав под себя ноги, сидел кондуктор и смотрел в сторону залитого огнями депо.

— Общественное добро... — ворчал он. — Даже днем жгут свет. Никто не догадается погасить!

Один из рабочих развязал красный узелок, достал ломоть хлеба, горсть маслин и принялся есть. Другой протянул кондуктору сигареты.

— Закури, Джемиль-эфенди!

Кондуктор хмуро покосился на пачку.

— Какие?

— «Биринджи».

— Кури сам. От них кашель.

— Ишь ты, благородным стал...

Вагоновожатый Сабри миролюбиво взглянул на ранних пассажиров и с грохотом захлопнул дверцу кабины.

Колеса, высвободившись из плена тормозных колодок, покатили по рельсам. Вольный, как ветер, первый городской трамвай загромыхал по безлюдным улицам.

Вагоновожатый Сабри потряхивал головой, чтобы не заснуть.

— Сукины дети... — бормотал он. — Не дали поспать...

Пьяный зять лавочника Хасана-эфенди опять среди ночи переполошил обитателей Меджидие-кёю. Его несчастная жена, вопя и причитая, получила недельную порцию побоев, в результате чего все жители квартала, кроме глухого пенсионера Али-бея, были лишены сна.

— Ах, потаскуха! — скрипел зубами Сабри. — Столько лет терпит адскую жизнь! Не понимаю, чем этот пес приворожил ее.

Трамвай на большой скорости пронесся мимо остановок Хастаханэ, Бомонти, Османбей. В Пангалты он остановился, чтобы подобрать старушку и нескольких рабочих, спустившихся из Ферикёя.

Старушка вошла с передней площадки. Когда открылась дверь, на Сабри пахнуло табачным дымом, смешанным с запахом пота и земли.

Убегающие вдаль рельсы тускло поблескивали в голубоватой утренней дымке.

Миновав Пангалты и Харбие, трамвай опять развил большую скорость. Пролетев спуск у Сюрпагоп, он начал карабкаться вверх к Таксиму. За исключением кондуктора Джемиля-эфенди, все в трамвае крепко спали. Молодой рабочий, растянувшись на двухместном сиденье, безмятежно похрапывал, словно пассажир спального вагона.

Джемиль-эфенди закурил сигарету и просунул голову в кабину вагоновожатого Сабри.

— Куда мчишься? Смотри, прибудем раньше времени — отругают...

Сабри промолчал.

У памятника Ататюрку трамвай миновал седьмую асфальтовую заплату. Теперь уже до самого Эминёню не будет ни одной.

Сабри знал все асфальтовые заплаты на этом пути гораздо лучше, чем своих дальних родственников. Он помнил цвет и форму камней на мостовых, мог безошибочно сказать, в каком районе лучше работают мусорщики.

Мчась по Таксиму, Сабри подумал про себя: «Разве это чистота? Вот подъедем к Шишханэ...»

В Пармаккапы пассажиры трамвая проснулись от страшного толчка. Спавший на скамье молодой рабочий очутился на полу. Содержимое узла старушки разлетелось по всему вагону. Кондуктор Джемиль-эфенди в растерянности сунул в карман горящую сигарету.

— Черт! Ну и тормознул!

Сабри спрыгнул на землю и гневно посмотрел вслед кошке, мчавшейся по тротуару.

— Слава аллаху, не раздавил... — облегченно вздохнул он.

Лицо Сабри просветлело. Он обернулся к пассажирам, улыбнулся:

— Спаслась!

Рабочие прилипли носами к стеклам. Один из них пробормотал:

— Спаслась, только хвост потеряла.

Дома вдоль улицы спали, объятые глубоким безмолвием.

Вдруг на втором этаже одного из них распахнулось окно. Женщина в розовой комбинации свесилась вниз, сверкая белизной плеч.

— Ах, бедная кошка! Осталась без хвоста...

Женщина поежилась, словно от холода, захлопнула окно и проводила взглядом трамвай, который опять побежал по рельсам, оставляя в воздухе огненную голубую дорожку.

Вставало жаркое весеннее солнце.