Город Бездны

И снова мне вспомнился тревожный сон – лагерь Кагуэллы и короткий взгляд Гитты, устремленный на меня. Она ничем не напоминала Зебру, но в момент пробуждения, когда мысли еще спутаны, я легко обнаружил у них нечто общее. Гибкое тело, высокие скулы, темные волосы… Не то чтобы Зебра не казалась мне привлекательной, но я никогда не оказывался в одной комнате со столь странным созданием.

– Поверь, достаточно много, – сказала Зебра. – Кое-кто из нас питает к вашей истории самый живой интерес, правда несколько извращенного толка. Согласись, в ней есть нечто пикантное… и жуткое.

Я кивнул в сторону «замурованных» в стене людей, которых вчера принял за барельеф:

– А меня ужасает то, что здесь произошло.

– Согласна. Но мы пережили это. Тем, кто остался в живых, не довелось столкнуться с наиболее жестокими проявлениями плавящей чумы.

Теперь она стояла совсем близко, и я внезапно почувствовал, что во мне просыпается похоть.

– Это только кажется, что между эпидемией и войной нет ничего общего. Нашим врагом был наш Город, наши собственные тела.

Я взял ее за руку и прижал ладонью к своей груди:

– Зебра, кто ты на самом деле? И почему хочешь мне помочь?

– Кажется, мы обсудили это ночью.

– Да, но… – Ответ не убедил. – Меня все еще ищут? Охота не закончится только потому, что ты доставила меня в Полог?

– Здесь ты в безопасности. Мои комнаты экранируются от электронных сигналов, так что запеленговать твой имплантат не удастся. К тому же Полог не на территории «Игры». Охотники не стремятся привлекать к себе внимание.

– Значит, я вынужден остаться здесь до конца жизни?

– Нет, Таннер. Еще пара дней, и ты в безопасности.

Ее рука выскользнула и ласково коснулась моей головы, походя задев шишку над имплантатом.

– Устройство, которое вживил тебе Уэверли, посылает сигналы в течение пятидесяти двух часов. Вот так тут предпочитают играть.

– Пятьдесят два часа? Одно из правил, упомянутых Уэверли?

Зебра кивнула:

– Разумеется. Они экспериментировали с разными сроками.

Это слишком долго. След Рейвича и без того остывает, но, если я промедлю еще два дня, у меня не будет ни малейшего шанса.

– А почему они играют?

Интересно, услышу ли я то же самое, что говорил мне Хуан, юный рикша.

– Им скучно, – сказала Зебра. – Среди нас много послесмертных. Несмотря на эпидемию, смерть все еще кажется отдаленной перспективой. Может, не столь отдаленной, как семь лет назад… но она перестала быть той животворной силой, какой остается для смертных, таких как ты. Это тихий, почти беззвучный голос, побуждающий делать что-то сейчас, потому что завтра может быть слишком поздно; большинство из нас его не слышит. За два столетия общество Йеллоустона почти не изменилось. К чему создавать шедевр сегодня, если через пятьдесят лет удастся сотворить нечто лучшее?

– Понимаю, – кивнул я. – По крайней мере, отчасти. Но ведь ваше общество должно было измениться. Разве чума не сделала смертными многих из вас? Насколько мне известно, вам пришлось отказаться от большинства терапевтических процедур и от механизмов, которые жили у вас в клетках.

– Так оно и было. Имплантированные устройства получили приказ демонтироваться, распасться на безвредные пылинки. Иначе из спасителей они бы превратились в убийц. И дело этим не ограничилось. Нам стало нелегко пользоваться даже генетическими технологиями, поскольку все они были основаны на взаимодействии машин с дублирующими процессами в ДНК. Проблем не возникло только у людей, которые унаследовали от родителей гены долгожительства, но таких очень немного.

– Куда меньше, чем реально бессмертных.

– Конечно… – Она помедлила, словно собираясь с мыслями. – У герметиков – ты их видел – внутри по-прежнему весь комплект наномеханизмов, которые постоянно восстанавливают погибшие клетки. Но плата за это – трудности с перемещением по Городу. Если кто-нибудь из них захочет покинуть свой паланкин, то сможет появляться лишь в некоторых местах, где гарантированно отсутствуют чумные споры. И даже в этом случае риск очень велик.

Я критически посмотрел на Зебру:

– Но ты не герметик. Значит, ты больше не бессмертна?

– Нет, Таннер… Все далеко не так просто.

– Тогда поясни.

– После эпидемии кое-кому из нас удалось разработать новую технологию. Она позволяет сохранять бо́льшую часть наномеханизмов и при этом перемещаться по Городу, ничего не опасаясь. Это медицинский препарат, можно сказать, наркотик. Принцип его действия никому не известен. То ли это вещество делает имплантаты неуязвимыми для спор чумы, то ли просто не позволяет спорам проникать в тело.

– Этот препарат… как он выглядит?

– Тебе незачем знать, Таннер.

– Предположим, меня интересует бессмертие.

– Правда?

– Ну, допустим, что правда.

– Так я и думала. – Зебра глубокомысленно кивнула. – Там, откуда ты прибыл, бессмертие считается чем-то вроде бессмысленной роскоши, верно?

– Те, кто не произошел от момио, так и полагают.

– Момио?

– Иначе мы называем их «спящими». Они были бессмертными в отличие от экипажа «Сантьяго».

– «Мы»? Говоришь так, словно сам там был.