«Убежище» было относительно невелико, так что прогулка не успела нас утомить. Псевдогравитация создавалась ленивым вращением обители. Нас провели в один из соединительных тоннелей – трехметровую трубу из цельного дымчатого стекла. Диафрагмы, расположенные друг за другом по всей ее длине, расширялись, пропуская нас, и закрывались за спиной, позволяя нам идти вперед… и чувствовать себя то ли стадом, которое куда-то гонят, то ли комком пищи в пищеводе. Труба проходила вдоль главной оси «веретена». По мере того как мы приближались к его оконечности, сила тяжести возрастала, хотя она так и не достигла привычного
– С Рейвича уже сняли генетическую карту? – Удивительно, почему столь очевидный вопрос не пришел мне в голову раньше. – Ведь он здесь именно ради этого?
– Пока еще нет, – ответил Квирренбах. – Для оптимизации генетической карты нужно пройти все виды физиологических тестов. Химия клеточной мембраны, характеристики нейротрансмиссии, глиальные клетки, объем крови в мозге… и так далее. Как вы понимаете, процесс не быстрый.
– Рейвич действительно решился на полное деструктивное сканирование?
– Он решился на нечто очень близкое к этому. Говорят, лучшего способа получить максимальное разрешение не существует.
– Зато потом ему не придется беспокоиться о занозах вроде Таннера.
– Если только Таннер не последует его примеру.
Я рассмеялся, но затем понял, что Квирренбах не шутит.
– Как думаете, где сейчас Таннер? – спросила Зебра.
Она приблизилась ко мне слева, щелкая каблуками. Ее удлиненное отражение на стене напоминало пляшущие ножницы.
– Под присмотром Рейвича, – сказал я. – Надеюсь, Амелия там же.
– Ей действительно стоит доверять?
– По-моему, она единственная никого не предала. По крайней мере, не предала намеренно. Я уверен в одном: Таннер будет использовать ее, пока это возможно. Когда она станет ему не нужна – боюсь, это случится очень скоро, – я не поручусь за ее жизнь.
– Вы прилетели сюда, чтобы ее спасти? – спросила Шантерель.
В какой-то момент захотелось ответить «да». Я мог собрать крохи самоуважения и сделать вид, что мной движут соображения гуманности, что я способен не только на жестокость. Возможно, это даже было бы правдой. Сюда я прибыл и ради Амелии тоже. Но это была не самая главная причина. К тому же сейчас мне меньше всего хотелось лгать, и тем более самому себе.
– Я хочу завершить начатое Кагуэллой, – сказал я. – Не более того.
Тоннель из дымчатого стекла, плавно заворачивая, вел наверх, где врастал в неосвещенную стену одной из герметичных построек, которая возвышалась в дальнем конце «веретена». Впереди путь преграждал очередной «зрачок» – на этот раз черный, блестящий и полностью непроницаемый.
Я подошел вплотную, прижался щекой к твердой металлической поверхности и прислушался.
– Рейвич? – окликнул я. – Мы пришли! Откройте!
Эта лепестковая дверь раскрывалась еще торжественнее, чем предыдущие.
Холодный зеленый свет хлынул в образовавшееся отверстие и окутал нас своим равнодушием. Неожиданно пришла жуткая мысль: ни у меня, ни у спутников нет оружия. Мы можем умереть в любую секунду – и, наверное, даже не почувствуем, как это произойдет. Я позволил человеку, который имел все основания бояться меня и не имел ни малейших оснований доверять, пустить меня в свое логово. Кто из нас двоих в итоге больший глупец? Эта загадка была мне не по зубам. Сейчас хотелось только одного: как можно скорее покинуть «Убежище».
Дверь открылась полностью, за ней была приемная с бронзовыми стенами. С потолка свисали ярко-зеленые светильники. По барельефам, обрамляющим стенные панели, золотой вязью бежали цепочки математических символов, складывающиеся в формулы, – одну из них я заметил во время разговора с Рейвичем. Каждое из этих заклинаний могло разнести мозг на единицы и нули.
Несомненно, он был здесь.
Дверные лепестки сомкнулись у нас за спиной, а впереди уже разворачивалась другая диафрагма. Нашим глазам предстало еще более просторное помещение, похожее на зал кафедрального собора. Оно тонуло в золотом сиянии, и его стены словно расступались, теряясь в дымке. Я заметил, что пол «Убежища» слегка выпуклый. Узор из чередующихся бронзовых и серебряных ромбов усиливал это впечатление.
В приемной плавал аромат благовоний.
Свет струился из высоко расположенного витражного окна, образуя на полу у дальней стены яркое пятно. А в центре этого пятна, в причудливом кресле с высокой спинкой, сидел человек. Он сидел к нам спиной, окутанный золотистым сиянием. Трое хрупких двуногих роботов-слуг замерли в нескольких метрах от кресла – очевидно, ожидали распоряжений. Я присмотрелся к очертаниям его головы, почти превратившейся в силуэт, и понял, хотя не видел лица: это Рейвич.