Я ожидал увидеть порнографию или сцену бессмысленного мордобоя. Это крайности, но и в них человеческая натура остается узнаваемой. То, что мне передалось, было настолько странным, что я засомневался: может быть, эти экспириенталии несовместимы со шлемом и он работает не с теми зонами мозга? Вряд ли. И шлем, и экспириенталии были взяты из одного арсенала: я нашел их в комнате Вадима.
Я сталдругим.
Темнота, сырость… ощущение ужасающей заброшенности, пространство давит со всех сторон, вызывая ужас и панику. Череп как будто ссыхается, сдавливая мозг. Тело кажется совсем чужим – вытянутое, лишенное конечностей, бледное, мягкое и абсолютно уязвимое. Происхождение подобных ощущений оставалось для меня загадкой, пока устройство не просигналило древнему закоулку мозга и тот не выдал воспоминания о фильтрации воды вместо дыхания и плавании вместо ходьбы. Впрочем, я не был одинок, да и темнота не была непроглядной, как казалось вначале. Мое тело занимало теплую душную лакуну внутри пространства, пронизанного лабиринтами черных тоннелей и камер. Где-то рядом были другие бледные вытянутые существа. Я не видел их – похоже, они находились в соседних камерах, – но ощущал их присутствие, впитывал густой химический поток эмоций и мыслей. Как ни удивительно, я был одновременно каждым из этих созданий, а они были мной. Они повиновались моим командам так же, как мои собственные руки и ноги, они чувствовали то же, что и я.
Замкнутость пространства пугает и подавляет, но одновременно внушает решимость. По ту сторону непреодолимо твердого барьера, за которым мы содержимся, – разреженная пустота; о ней даже думать страшно. Эта пустота опаснее замкнутого пространства, и я точно знаю: это не та пустота, в которой нет ничего. Где-то затаились молчаливые, бесконечно терпеливые враги.
И они приближаются.
Страх охватил меня с такой силой, что я заорал – и сорвал шлем. С минуту я плавал в каюте Вадима, еле переводя дух и пытаясь осознать, что мне довелось пережить. В течение бесконечно долгих секунд я не мог понять, чего боюсь больше – пустоты или замкнутого пространства. Меня качало от одного страха к другому – это походило на слабеющие удары зловещего колокола.
Дрожащими руками – хотя я начинал понемногу приходить в себя – я извлек палочку и внимательно ее рассмотрел. На этот раз особое внимание уделил маленькой эмблеме возле ее кончика.
Она подозрительно смахивала на личинку.
Через иллюминатор в каюте Вадима я наблюдал, как мы приближаемся к Ржавому Поясу.
Теперь я кое-что знал о том, что ждет впереди. Меня еще трясло после истории с последней экспириенталией, когда на пульте раздался звонок, возвестивший, что на мой запрос отреагировали. Странно: обычно ответ или приходит сразу, или не приходит вовсе. Значит, информационные сети системы и вправду пострадали.
Послание оказалось скорее стандартным документом, нежели ответом, составленным по индивидуальному запросу. Похоже, программа решила, что этот документ автоматически ответит на большинство моих вопросов, – вполне резонно.
Я принялся за чтение.
Текст оказался длинным. Я пробежал его по диагонали, после чего перечитал не торопясь, а в паре мест остановился особо: они содержали информацию, которая могла помочь мне в охоте на Рейвича. О масштабах последствий пресловутой эпидемии мне уже сообщили. Возможно, кому-нибудь из свежеразмороженных этот документ показался бы шокирующим откровением. Однако бесстрастная холодность, с которой излагались подробности, производила жутковатое впечатление. Воображаю, каково читать такие вещи тем, кто прибыл на Йеллоустон в поисках роскоши, а не кровного врага.