Город бездны

— Они не могут. Сообщения, записанные в этом устройстве, закодированы — без ключа вы до них не доберетесь. Блестящая выдумка. Ключом служит картина фоновой гравитации Вселенной, возникающая в определенный момент времени. Когда личинки вводят в устройство связи сообщение, артефакт чувствует гравитационный пульс Вселенной — биение пульсаров, мчащихся навстречу друг другу по спиральным орбитам, тихие стоны далеких черных дыр, поглощающих звезды в сердцевинах галактик. Устройство слышит это все и создает уникальную «подпись» — ключ, которым оно кодирует входящие сообщения. Сообщение сохраняется в каждом артефакте, но его нельзя прочесть до тех пор, пока устройство не убедится в том, что гравитационный фон остался прежним — или почти прежним — разумеется, с поправкой на координаты получателя. Это обеспечивает зону охвата радиусом в несколько тысяч световых лет. Но стоит кораблям разойтись на большее расстояние, как устройство перестает узнавать код. Любые попытки подделать его или предсказать, как будет выглядеть гравитационная подпись в будущем, основываясь на известных данных, просто бесполезны. Очевидно, устройство отключится и «умрет».

Итак, Гедеону удавалось на протяжении веков поддерживать связь со своими далекими союзниками. Затем число сообщений, записанных в устройстве связи, начало подходить к концу, и он резко ограничил число передач. Над личинками нависла новая угроза: у врагов появились копии артефактов. Теперь они тоже получили доступ к сообщениям и могли этим воспользоваться. Беглец чувствовал себя одиноким и прежде, когда на него охотились, но лишь теперь начинал понимать, что никогда не испытывал настоящего одиночества. Оно давило, словно гигантские скалы, нависающие над поверженным кораблем. И все же ему удалось сохранить рассудок.

Раз в несколько десятилетий беглец позволял себе связаться с союзниками, поддерживая слабое подобие родственных отношений, которые по-прежнему играли некоторую роль в жизни личинок.

Но Феррис вытащил его из корабля, лишив доступа к устройству связи. После этого беглец начал понемногу скатываться в подлинное безумие.

— Вы сделали из него дойную корову, не так ли? — спросил я. — Корову, которая дает вам Горючее Грез. По большому счету, вы питаетесь его страхом и одиночеством. Вы перегоняете эти эмоции и продаете их.

— Именно так! — подхватил Феррис. — Мы вживили в его мозг датчики, считывающие реакцию нейронных цепей. Затем данные прошли обработку на Ржавом Поясе, где есть соответствующее оборудование, после чего мы поняли, что это тоже можно превратить в наркотик.

— О чем он говорит? — спросила Зебра.

— Об эксперименталиях, — ответил я. — Черные, с узором в виде личинки на конце. Между нами, я попробовал и получил незабываемые ощущения. Тогда я еще не знал, чего от них можно ожидать.

— Я о них слышала, но они никогда мне не попадались. Я думала, что это просто городская байка.

— Отнюдь.

Я вспомнил, какой хаос эмоций обрушился на меня во время опыта с эксперименталией, который я провел на борту «Стрельникова». Основным чувством был страх: жуткий, давящий страх замкнутого пространства и страх перед тем, что находилось снаружи. Но самое отвратительное — то, что гнетущая теснота была лучше пустоты за ее пределами, населенной хищными монстрами. Я до сих пор помню этот ужас — в нем едва уловимо ощущалось нечто чужеродное. В то время мне было трудно понять, почему люди готовы платить за подобные переживания, но теперь я понимаю. Все дело в предельной остроте ощущений — более сильных, чем всепоглощающая скука.

— А что он получает взамен? — спросила Зебра.

— Облегчение, — промолвил Феррис.

Я понял, что он имел в виду.

Внизу, в резервуаре, по колени в черной слизи возились рабочие в серых костюмах. То и дело кто-нибудь из них проводил концом огромного шокера по дряблому боку личинки, и ее тело, похожее на дирижабль, содрогалось по всей длине. Бледно-красная жидкость выплескивалась из пор крапчатой серебристой кожи. Я заметил, как один из рабочих проворно подставил под струйку свою флягу.

На конце туловища раскрылась пасть, и пещеру огласил пронзительный вопль.

— Кажется, раньше он охотнее стравливал Горючее, — заметил я, подавляя приступ тошноты. — Как вы думаете, что оно собой представляет? Какая-то органическая субстанция?

— Скорее всего, — ответил Феррис. Каким-то образом кресло смодулировало интонацию равнодушия. — В конце концов, это он занес сюда Комбинированную Эпидемию.

— В самом деле? — спросила Зебра. — Но он находится здесь уже тысячи лет.

— Безусловно. Все это время он пребывал в спячке — пока мы не начали копошиться на планете. Строить свои жалкие, крошечные поселения и города.

— Он знал, что заражен? — спросил я.