Кораблей действительно было множество. Одетые оболочкой из алмаза и льда, они сверкали подобно ритуальным кинжалам. Каждый из них — это целый городок. Длина этих сооружений — от трех до четырех километров, но на таком расстоянии они напоминали крошечных тропических рыбок. Их стайка облепила плавающий в пространстве анклав, корабли поменьше щетинились на причале вокруг ее кромки подобно иглам морского ежа. Весь ансамбль находился в двух-трех сотнях километров от нас. Прежде чем Отель Амнезии повернулся вокруг своей оси, Амелия указала на один из кораблей.
— Вон тот, что с краю — кажется, «Орвието».
Я представил себе, как эта сверкающая игла пронзает межзвездное пространство. Корабль мчится с околосветовой скоростью, покрывая невообразимое расстояние от Окраины Неба до Йеллоустоуна. И все эти пятнадцать лет втиснуты в несколько субъективных мгновений беспробудного сна… У меня похолодело в животе.
— Назад пути нет, — заметил я. — Даже если один из этих кораблей сейчас полетит на Окраину Неба, а у меня найдутся средства оплатить место на борту. Кому нужен герой тридцатилетней давности? Возможно, про меня уже и не вспомнят. А в худшем случае… кому-нибудь придет в голову объявить меня военным преступником и казнить в момент моего пробуждения.
Амелия медленно кивнула.
— Вы правы. Мало кто возвращается домой. Даже если война закончилась — все равно, слишком многое изменилось. И большинство еще до отлета знают, что не вернутся.
— А я знал, как думаете?
— Не могу сказать, Таннер. Вы не такой, как все.
Неожиданно она оживилась.
— Смотрите! Сброшенная оболочка!
— Что?
Я проследил за ее взглядом и увидел пустую коническую «раковину». Возможно, мне только показалось, но в нее мог поместиться любой из кораблей, пристыкованных к причалу.
— Я не очень разбираюсь в этих кораблях, Таннер. Я знаю, что они почти живые и способны со временем изменяться и совершенствоваться, а потому никогда не устаревают. Чаще это внутренние изменения, но иногда они влияют на форму корабля — например, он вырастает, или обводы становятся более сглаженными, чтобы корабль мог выйти на околосветовую скорость. При этом кораблю проще скинуть старую алмазную оболочку целиком, нежели заменять по частям. Они называют это «линькой» — словно змея сбрасывает кожу.
— Понятно. А потом эту броню можно продать по сходной цене?
— Продать? Это никому и в голову не приходит. Они просто оставляют эту благодать вращаться на орбите, пока кто-нибудь в нее не врежется. Мы захватываем оболочку, стабилизируем орбиту… Одну такую мы обложили скальными породами с Глаза Марко. Потом пришлось подождать, пока не появилась еще одна, подходящего размера. Тогда мы соединили их и, наконец, сумели построить Айдлвилд.
— Выгодная сделка.
— Ах, работы было много. Но проект оправдывает себя. Во-первых, для заполнения цилиндрического анклава такой же длины требуется куда больше воздуха. А во-вторых… Как и все люди, мы стареем. Нам все тяжелее находиться там, где соединяются раковины, и выполнять свои основные обязанности. Мы все больше времени проводим на возвышенностях с низкой гравитацией и постепенно переселяемся к концам «веретена». Можно сказать, ближе к небесам.
— Надеюсь, не слишком близко.
— Наверху не так уж плохо, — улыбнулась Амелия. — Во всяком случае, наши «божьи одуванчики» с полным правом поглядывают на остальных сверху вниз.
Позади нас послышались тихие шаги. Я застыл — и моя рука снова сжала несуществующее оружие. Потом чья-то фигура, почти неразличимая в темноте, скользнула в пещеру. Я увидел, как насторожилась Амелия. На минуту пришелец замер, и я слышал только его дыхание. Я тоже молчал и терпеливо ждал, пока пещера снова осветится, и я смогу его рассмотреть.
Он заговорил первым.
— Амелия, ты знаешь, что тебе не следует сюда приходить. Это запрещено.
— Брат Алексей… — проговорила она. — Ты же знаешь: я не одна.
Эхо его смеха — фальшивого и наигранного — отразилось от стен пещеры.
— Неплохо сказано, Амелия. Но я знаю, что ты одна. Ты не поняла, что я следил за тобой? И видел, что ты шла одна.
— Нет, не одна. Просто я шла последней. Я догадывалась, что ты следил за нами, но не была уверена.
Я молчал.
— Ты никогда не умела лгать, Амелия.
— Возможно. Но сейчас я говорю правду — верно, Таннер?
— Она говорит правду, — подтвердил я.
В этот момент свет снова хлынул в пещеру, и я увидел нашего собеседника. Судя по тому, как к нему обращалась Амелия, он тоже принадлежал к Нищенствующим, но был одет чуть иначе. Простую черную хламиду с капюшоном украшала эмблема снежинки, вышитая на груди — словно покоилась на скрещенных руках. Выражение лица трудно было назвать безмятежным. Похоже, парня сильно мучил голод. К тому же он был бледен как покойник, с заострившимся носом, под скулами залегли тени.
— Она говорит правду, — повторил я.
Он шагнул к нам.
— Дай-ка я на тебя погляжу получше, слякоть, — брат Алексей разглядывал меня, и его ввалившиеся глаза мерцали. — Давно проснулся, верно?
— Пару часов назад.
Я стоял неподвижно. Пусть поглядит, из какого теста я сделан. Он был выше меня, но весил примерно столько же.