Город Брежнев

Виталия не было ни на пустырьке, ни во дворе вообще. Тем лучше. Из сердца вон – для Турика это было более чем актуально. Любил он, кажется, Виталия.

– Ну извини, – сказал Вазых бодро. – Пошли премию получать.

Дома он вручил Артуру приемник, который пересобрал накануне, и объяснил, что контакты вот здесь и здесь надо зачищать и прилаживать как следует, а батарейки у нас, вообще-то, в трюмо лежат, в верхнем ящике, иди сам и вставь. Через три минуты из спальни донеслись свист, шипение и неразборчивая симфоническая музыка, и Турик выполз, расплывшись в улыбке шире плеч. Весь вечер он бродил по квартире с приемничком наперевес, даже перед теликом сидел с уткнутым в ухо ребристым динамиком и время от времени радостно принимался пересказывать новости про размещение «Першингов» с «Томагавками» у советских границ и про ситуацию в Ливане.

Поэтому, кстати, Вазых и не отправил сына чистить картошку, как собирался, а целиком взял ужин на себя. Пусть порадуется малец, такие минуты грешно усекать. Он и сам радовался, наверное, пуще Турика, светло и безоглядно, впервые за последние дни забыв про несправедливость жизни и подлость коллег, которые тогда не вступились, а теперь даже не звонили. Звонили ребята с других заводов и из УГЭ, пытались утешить и зазвать куда-то, Полонский даже на базу отдыха всем семейством заманивал. Но Вазых не хотел чувствовать себя инвалидом на спартакиаде.

Сегодня тоже весь день звонки, кстати, были, но дурацкие – на той стороне молчали или, может, линия барахлила. Вазых столкнулся с этим с утра, потом передоверил сыну. Турик подбегал, кричал в трубку: «Алло, алло, э, ну что за дела-то?!» – и швырял ее на рычаги с каждым разом все раздраженнее, а на очередную, совсем в ночи, трель телефона отозвался негодующим воплем, перешедшим в «пап, ну ты возьми!».

Вазых хмыкнул и взял. Звонила Лора, и он сперва всполошился, но зря. Супруга радостно сообщила, что уломала врачей выпустить ее не через три дня, а завтра после обеда, при условии что она будет следить за собой и чуть что бежать к врачам. И совсем она не дура, потому что с нею все в полнейшем порядке, угрозы здоровью и вообще ни малейшей, Акрам Закиевич сам сказал, а чего лежать-то зря. Так что завтра приходить не надо и встречать ее не надо, от Медгородка «трешка» прекрасно до самого дома идет. Размечталась.

Впрочем, спорить Вазых не стал и радости скрывать не стал, дважды обоснованной, даже трижды. Со здоровьем порядок – это здорово, по Лоре он успел соскучиться. И слава богу, что сына после каникул в школу она будет собирать, а то Вазых слабо представлял себе, как это делать и за чем следить при этом.

Он побродил по прихожей, довольно мурлыкая и постреливая хозяйским взглядом, не пропустил ли чего-то, требующего исправления или улучшения, прошелся по кухне, погремел дверцами морозильника, удостоверился, что остатков пельменей для торжественной встречи хватит, а позавтракают они с Артуром супом – ну или яишенкой опять, правда, без колбасы – кончилась колбаса. Душа просила чего-нибудь праздничного, и коньяк был не очень правильным ответом на просьбу – во-первых, мало его, во-вторых, с Турика хватит, а Лоре нельзя. Тут Вазыха и осенило.

Артур новость о возвращении матери встретил с тихим восторгом, – похоже, внезапная госпитализация перепугала его сильнее, чем предполагал Вазых. И сообщение о том, что в связи с этим завтра с утра поедем в гараж, сын воспринял сравнительно спокойно – то ли от радости, то ли из общей виноватости, то ли просто повзрослел парень и научился различать необходимое на фоне желательного.

Вазых все-таки пояснил на всякий случай:

– Помидоры привезем, огурцы, варенья пару банок и яблоки – шарлотку делать. Я бы сам, но не утащу, извини.

– А ты умеешь шарлотку, что ли? – усомнился Артур.

– Ха, – сказал Вазых тоном чемпиона Советского Союза по деланью шарлоток. – Ты не помнишь просто.

Артур напрягся, вспоминая. Давай-давай, подумал Вазых мрачновато. Он и сам толком не помнил, когда пек пирог в третий и последний раз. Окажись результат сногсшибательным, сын запомнил бы, – если, конечно, не совсем сто лет с тех пор прошло. Логика, в общем, была не на стороне Вазыха, поэтому он обрадовался, когда Артур чуть сменил тему:

– А обязательно наши яблоки-то? Они ж во, с ноготок, и кислые как эти.

– Во-первых, для шарлотки чем кислее, тем лучше, – авторитетно объяснил Вазых. – Потом, если не наши, то какие? В магазине покупать? Откуда там, январь на дворе, вообще-то.

– Может, на базаре, – предположил Артур с понятной неуверенностью. Вафины никогда ничего не покупали на городском рынке.

– Ты там был хоть раз?

– Ага, – подтвердил Артур неожиданно. – Два года назад. Максик сказал, там фирменная жвачка по пятьдесят копеек продается. Ну я и поехал – еще, главное, две недели деньги копил, рубль целый.

Турик вздохнул, Вазых тоже – почему-то стало жалко сына, хотя жвачка была последним предметом, с которым могли связываться хоть какие-то чувства: хоть жалости, хоть любви, досады или глубокого удовлетворения.