Город Брежнев

Марина заверила, что непременно подойдет и что, даже если окажется невостребованной, готова помогать на участке и спортплощадке оставшуюся летнюю неделю, а потом прибежит тридцатого и тридцать первого и подметет-вымоет что надо, а Тамара Максимовна сообщила, что до такого уж не доходит обычно, и вообще, вам же свое жилье обустраивать надо, я забыла, вон какие страсти у вас. На этой щекотливой ноте Марина вскочила, не быстренько, но как уж смогла – вернее, как позволила директриса, – закруглила разговор и, трижды попрощавшись – дважды поклонившись, покинула школу.

Ноги немножко тряслись, но вроде вышло неплохо.

Виталика внизу, конечно, не было. Хорош ухажер, подумала Марина, с недоумением чувствуя, что настроение не портится даже, а валится ниже колен, в узкие туфли, наполненные гулом и резью. Обещал весь день рядом быть, раз уж военкомат, куда он с утра намыливался, не принимает – по телефону сказали, мероприятие у них сегодня, не будет нужного офицера, – и вот вам рядом. В самом деле не воспринимает человек команд «рядом» и «сидеть», как и собственных обещаний.

Не то чтобы Виталик был остро необходим именно сейчас и не то чтобы Марина была не в курсе того, что такое мужская порода и как резко она становится исчезающей, – поди не будь в курсе при такой маме и такой сестре, а еще ведь теть Маша и теть Нина есть. Все равно хотелось зареветь. Самое то с учетом места и времени. Еще и пацаны смотрят. Правильно делают, где еще такой цирк дадут: выперлась из школы новая училка, фря такая в колготках не по погоде, и давай рыдать, не выходя со школьного двора. Еще и сюда бегут, чтобы поближе полюбоваться, гиены пятнистые.

Марина сердито мотнула головой, проморгалась и сообразила, что не бежит к ней, а неторопливо идет от спортплощадки Виталик, сияя, будто самовар. А бежит, опередив Виталика, пацан в обвисших трениках и заляпанной бурым футболке. Подозрительно знакомый пацан.

– О господи, – сказала Марина, заулыбавшись. – Артурик.

Вафин за август, кажется, чуть побледнел – веснушки, которые раньше были вмазаны в загар, стали четче. Башка совсем заросла, космы ниже бровей, зато прочий рост как будто в минус ушел – хотя это иллюзия, наверное, просто раньше Артурик выделялся на фоне хлипких сверстников, а Марина последние дни существовала на несколько другом фоне. Вафин молча моргал, пытаясь продышаться сквозь широченную улыбку, и попахивал нитрокраской и немножко детским потом. Все лучше, чем кровью, а то пятна Марину сперва перепугали.

Она качнулась, чтобы обнять Артурика, такого дурного и родного, единственного, если не считать балбеса Витальку, родного человека в этом неродном и огромном, оказывается, городе, смутилась порыва, поняла, что со стороны кажется, будто Марина боится краской попачкаться, смутилась еще больше и решительно прижала мальца к себе. Артурик замер, неловко растопырив руки. Марина отстранилась, взъерошила Артурику лохмы, нагретые и шелковистые, отчего он хихикнул и поежился, и спросила:

– Ты что, здесь учишься, в двадцатой?

– Ага, теперь да, – сказал Артурик, сияя. – Раньше в двадцать второй был, а теперь мы переехали. Я, главное, возвращаюсь такой, а меня со станции в сорок шестой везут вместо семнадцатого. И не сказали ничего, представляете?

– Здорово, – сказала Марина. – Теперь своя комната есть?

Артурик неопределенно повел плечом и пробормотал невнятно. Марина в очередной раз вспомнила, что он, как говорится, из хорошей семьи, стало быть, давно при собственной комнате, испытала из-за этого глупую неловкость и поспешно похвасталась, проклиная себя:

– У меня теперь тоже есть, вот.

– Марин Михална, а вы здесь преподавать будете, да? Класс.

– А ты какой учишь, французский?

– Немецкий, – сказал Артурик, заметно пугаясь того, что Марина, возможно, не преподает немецкий.

Марина засмеялась, а Виталик, ухмылявшийся поодаль, мрачно сказал:

– Ну все, чувак, ты попал.

– Немецкий у меня основной, – сообщила Марина, с удовольствием наблюдая, как Артурик пытается подавить восторг.

Ничего у него не получилось, конечно. Чтобы мальчик совсем не извелся, она спросила:

– А ты чего весь как… Том Сойер у забора?

– Да это, красим там, – сказал Артурик и стремительно принялся отколупывать слои краски с пальцев. – Летняя практика такая.

– Так вроде кисточки изобрели уже.

– Да там это, – исчерпывающе объяснил Артурик и махнул рукой в сторону спортплощадки, откуда немедленно донесся зычный зов: «Ва-афин!» – Обаце, зовут. Я побегу, ладно?

– Беги, конечно.

Артур отшагнул и тут же, ширкнув подошвой, вернулся в исходное положение, чтобы озабоченно спросить:

– Марин Михална, а вы точно здесь вести будете, никуда не перейдете?

– Ну куда уж я теперь перейду-то, – призналась Марина вполне искренне.

– Класс, – повторил Артурик. – Тогда это… До встречи. Только не передумайте, ладно?

Просиял напоследок, странно поклонился Виталику и вчесал на повторный зов. Бежал он хорошо, технично так, лучше, чем на лагерной спартакиаде в первую смену.

– Ой смешной, – протянула Марина, глядя ему вслед.