Город чудес

Сигруд присматривается. Светские Установления двадцатилетней давности, должно быть, обошли это место стороной, потому что ворота покрыты божественными символами, большей частью колкастанскими. Сигруд узнает согбенную, мрачную фигуру в плаще в центре большинства барельефов: это Колкан собственной персоной, и рядом с каждым его изображением — печать, руки Колкана в виде весов, готовых взвешивать и судить.

Дрейлинг сжимает левую ладонь. Сегодня она не болит. Но, наверное, это потому, что ему очень холодно.

Он проходит через ворота. Потом сорок минут ковыляет по грязной дороге — других дорог или тропинок здесь нет — и видит только холмы, ручьи, усохшие кустики и очень много овец.

Наконец он взбирается на вершину холма и видит впереди фермерский дом, расположенный на некотором возвышении. Он большой, но совсем не похож на особняк Шары. Это низкое, как попало построенное каменное здание, его явно возвели давно, и время обошлось с ним неласково. Но внимание Сигруда привлекает высокий стальной забор по периметру дома, увенчанный колючей проволокой.

— Ворота внутри ворот, — говорит Сигруд, вздыхая. «В каком-то смысле Континент не меняется».

Он бредет, шатаясь, по грязной дороге к забору. В нем большие стальные ворота — запертые, хоть замок и не кажется дрейлингу сложным. Он ищет какой-то способ сообщить обитателям дома о своем появлении, но не находит. Ему сейчас определенно не хватает сил, чтобы кричать. Он размышляет, не перерезать ли колючую проволоку, идущую поверх забора, но в его нынешнем состоянии не стоит рассчитывать, что ему удастся туда забраться.

Он становится на колени перед замком и вынимает свои отмычки. «Потом я постучу в парадную дверь, — думает он, — и просто извинюсь».

Замок поддается через двадцать минут работы — необычно долго для Сигруда, но ведь его руки безумно дрожат. Он распахивает ворота — петли слегка скрипят, — затем закрывает их за собой и продолжает идти по дороге.

Сигруд гадает, что сказать. Он не видел эту женщину двадцать лет, и они встречались лишь мимоходом. Он надеется, что фразы «Шара прислала меня» будет достаточно.

И еще он надеется, что у нее есть камин. Такое ощущение, что его кости превратились в лед.

Потом дрейлинг слышит выстрел.

Он тотчас же определяет, что это был винташ, очень мощный. Потом грязь на дороге в шести футах перед ним вдруг всплескивает, и его обдает мокрой землей.

Сигруд инстинктивно отскакивает. Приземляется на левый бок и едва не кричит от боли, когда сломанные ребра скрипят и трещат. Подавив стон, лежит в канаве лицом вниз и не шевелится.

«Что это было, — думает он. — Адский ад, что это было?»

Он ждет. Ничего не происходит: ни других выстрелов, ни приказа встать. Он начинает ползти назад, обратно к воротам.

Новый выстрел — на этот раз в землю футах в четырех справа от него. И еще один, на три фута слева.

«Предупредительные, — думает дрейлинг. — Если бы меня хотели убить, я был бы уже мертв». Впрочем, он сомневается, что это можно считать утешением.

Сигруд по-прежнему лежит лицом вниз, держа правую руку на затылке, — левую, разумеется, он не может поднять. Теперь он не в состоянии перестать трястись.

Он слышит шаги в холмах наверху. Не поднять ли голову? Нет, лучше не нарываться. Это оказывается мудрым решением, когда женский голос сурово кричит:

— Не двигайся! Даже не вздумай дернуться!

Он ждет, прислушиваясь к приближающимся шагам. Гадает, как угодил в такую передрягу, а потом понимает: «Электрическая сигнализация в воротах. Они поняли, что я вломился. Глупо. Глупо и небрежно».

— Ты вооружен? — спрашивает женский голос.

— Да.

— Вытащи оружие и выбрось, пожалуйста.

Сигруд подчиняется, выбрасывая свой нож, хоть ему и странно слышать слово «пожалуйста» от человека, который отдает приказы, держа в руках винташ.

— Хорошо. Встань, пожалуйста. Медленно.

Постанывая и скуля от жуткой боли в левом боку, Сигруд с трудом поднимается на ноги.

Чуть выше по склону холма стоит женщина. Он вытирает грязь с единственного глаза и смотрит на нее с изумлением.

Она совсем не похожа на миллионершу. На ней сообразная сельская одежда, жилет из овчины и кожаные сапоги, да и мощный винташ — еще и с телескопическим прицелом — весьма необычный аксессуар для богачки.

Но глаза, что глядят на него через прицел… Несомненно, это Ивонна Стройкова, та самая девушка, которую Сигруд встретил много лет назад, и в тот раз она восторженно смеялась, когда он разжег трубку угольком из камина. Однако с той поры она постарела и огрубела. Теперь перед дрейлингом не блистательная светская львица, которую он помнит по Мирграду, но худая, выносливая женщина с каменным лицом и длинными черными волосами, собранными в узел на затылке.

— И кто же ты такой? — спрашивает она.

— Сигруд йе Харквальдссон, — говорит Сигруд. Он пытается не дрожать, но дело дрянь. — Ш-шара… Она…

Стройкова смеется ледяным и невеселым смехом.