- Если так, то смотри у меня! - я взглянул на него строго, разжал руку и отпустил. Жестокий трусливый слизняк был омерзителен, я чувствовал, что как личность он вполне сформировался и останется таким лживым, мелким и подленьким на всю жизнь. Как говорил по радио один психолог, формирование личности заканчивается к одиннадцати-двенадцати годам и потом исправить что-нибудь в человеке исключительно трудно. Лет через десять Рылов научится прятать свою подлость, станет хитрее и осторожнее, но едва ли изменится и станет лучше, чем в свои двенадцать с половиной.
Урсуфьев был не подл, но туповат и самовлюблен. Когда он закончит школу, станет работать или в милиции, или с рацией охранять банк.
Но это - дела далекого будущего. В ту минуту я сделал несколько шагов и бережно посадил его на шкаф. Почувствовав под собой опору, Мишка вздохнул с облегчением.
- В следующий раз ты так дешево не отделаешься. Я могу не только блокировать удары, но и наносить. Ты понял? - предупредил я.
Урсуфьев угрюмо молчал. Он быстро и довольно ловко спрыгнул со шкафа, не глядя на меня, фальшиво насвистывая, открыл дверь класса и вышел в коридор. Он старался предельно сгладить свое поражение, но и я и Рылов, выскочивший следом за другом, понимали, кто победил.
Так как дело было после уроков об этой стычке никто в классе не узнал, и поэтому мой престиж не повысился. Рылов и Урсуфьев по понятным причинам держали язык за зубами, я тоже не распространялся. Напротив, злился на себя, что приоткрыл свои сверхвозможности, которые скрывал семь лет пребывания в школе.
"Нет смысла привлекать к себе внимание. Реклама нужна только мылу, чтобы привлечь голодных Нюсяк", - говорила порой мама, и, не имея возможности летать на улице, порхала по квартире. Услышав о мыле, Нюсяка мечтательно вздыхала, особенно, когда у нее начался диатез, и ей на обед и ужин стали давать кашу из стирального порошка.
"Подумаешь, диатез! - ворчала сестренка. - Полстакана зеленки натощак и никакой сыпи!"
Но напрасно я наделся, что Рылов и Урсуфьев забудут о фотографии. Напротив, моя сила лишь возбудила их любопытство и они решили - вполне справедливо - что у меня есть основания что-то скрывать. В тот же день, возвращаясь из школы, я заметил, как они следят за мной, крадясь сзади на почтительном расстоянии. Я не имею привычки оглядываться и не обнаружил бы их, если бы Рылов для конспирации не прятался за машины, столбы, и не нырял бы в сугробы, что привлекало всеобщее внимание. Увидев улыбки на лицах идущих мне навстречу прохожих, я оглянулся и заметил парочку сыщиков-самоучек, которые нырнули за автобусную остановку.
Я догадался: ни Рылов, ни Урсуфьев не знают, где я живу, и решили проследить за мной до дома.
"И проучу же я вас, голубчики!" - подумал я и быстро пошел вперед, больше не оборачиваясь, но чувствуя, что оба продолжают за мной красться.
Я неплохо знал район и поэтому повел их закоулками, путая следы. У меня созрел неплохой план, как оторваться от погони. Я подвел Мишку с Игорем к длинному бетонному забору, за которым располагался овощной склад, и перемахнув через него, спрыгнул в сугроб. Я знал, что на складе живет злая собака помесь бультерьера и овчарки. Пес сначала погнался за мной, но мое появление было для него неожиданностью, и я успел пробежать у кривоногого пса перед носом и вскочил на забор в другом конце склада. Я уселся на заборе, наблюдая, что произойдет дальше.
Когда в сугроб у конуры спрыгнули Урсуфьев и Рылов, разозленный пес встретил их во всеоружии. Не залаяв и не зарычав, ибо это был бойцовый пес, а не какая-нибудь дворняга, он бросился к Мишке и Игорю с явным намерением разорвать их в клочья. Увидев, как пес мчится к ним, Урсуфьев и Рылов мгновенно оценили ситуацию и завопили. Лезть обратно на забор поздно и не за что уцепиться, и горе-сыщики сделали единственное, что могли: один за другим перекувырнулись через край полупустого мусорного бака, стоявшего во дворе около гаража. Для коротконогого сторожа бак был слишком высоким, и он не мог запрыгнуть туда следом за ними, а только захлебывался в громком лае, царапая снаружи железо лапами.
Чтобы проучить этих шпиков основательнее, я перепрыгнул с забора на крышу гаража, захлопнул крышку контейнера, в котором притаилась эта парочка, а сверху бросил старое колесо от Белаза, которое сам с трудом поднял. Правда, при этом бультерьер чуть не вцепился мне в штанину, но я успел вскочить на гараж. Посмотрев сверху на огромное колесо, запиравшее крышку контейнера, я поразился величине этой шины. Белазы - карьерные грузовики, которые в Москву не пропускают, и почему старое колесо оказалось здесь - неизвестно. Как бы там ни было, оно пришлось очень кстати.
Я был уверен, что Урсуфьеву с Рыловым придется провести в мусорном контейнере не один час, прежде чем кто-нибудь их освободит. Задохнуться они не могли, хотя наверняка вонь в их темнице была страшной. Я перелез через забор и, помахав на прощанье рычащей собаке, направился домой.