— Вы осознаете, с кем разговариваете?
— С животным! Бесчувственным, бесчеловечным, лишенным совести, чести и благородства зверем! С мерзавцем, который, как и, да гореть ему в аду вечным пламенем, лорд Стентон, от чего-то решил, что имеет право играть человеческими жизнями!
Глава 12
Я поняла, что задыхаюсь от слез, лишь когда миссис Макстон протянула мне платок, а я не смогла взять его, потому как одной ладонью судорожно закрывала свой рот, вторая бессильно впилась ногтями в грубое дерево двери кладовой. И я боялась пошевелиться, да даже вздохнуть, опасаясь выдать свое присутствие и… потерять мать навсегда. Потерять, даже не увидев. Потерять, еще не до конца осознав, что не теряла в прошлом…
— Вы не посмеете выставить меня из вашего проклятого города! — воскликнула моя мать.
Почти неслышные шаги дракона, и сказанное с непробиваемым спокойствием:
— Миссис Ваерти, и где, вы сказали, находятся эти самые доказывающие ваше непосредственное родство документы?
Тихий скрип кожи, как от ридикюля, который испуганно прижали к груди.
Запах гари.
Потрясенный возглас.
— Ну вот и все, — сказанное с издевкой. — Документов нет. В отличие от свидетельства о рождении, выданного на имя мисс Анабель Делакруа, находящегося в архиве Вестернадана.
Мои ногти впились в дверь, загоняя в пальцы занозы, но я даже не почувствовала этой боли — меня убивала совершенно иная боль.
— Вы покинете мой город немедленно, миссис Ваерти, более никому в пределах территорий Железной Горы не называя свое имя. Не заставляйте меня применять магию. Всего доброго.
— Да чтоб вы сдохли! — было ему дрожащим, но исполненным ярости ответом.
— Это вряд ли, — учтиво ответил ей лорд Арнел. — Уэстенморт, проводи.
Исчезновение преграды на пути моей матери я ощутила, а вот ее шагов не услышала.
— Мэм, — раздался вежливый голос явившегося по зову дракона, — прошу вас, вот сюда.
Все что мне хотелось сейчас — распахнуть дверь и высказать все, что я думаю по данному поводу. Все что я сделала — сильнее прижала ладонь искривленным в немом крике губам, ощущая как от недостатка кислорода, кружится голова.
Шесть лет назад я бы вмешалась. Шесть лет назад я и вмешалась, после чего от меня "отвернулась вся семья". Юношеская наивность и слепая вера профессору Стентону не позволили разглядеть всей картины тогда, но ныне — я стала старше, и я уже слишком хорошо знала драконов, чтобы вмешаться сейчас. И потому я осталась стоять, задыхаясь от боли и слез и слушая едва уловимый удаляющийся стук туфель на железной подошве, которые так любила моя мать…
— Мисс Ваерти, — едва слышно позвала миссис Макстон, — девочка моя, держитесь.
Я держалась. Отчаянно и обреченно, но держалась. Анабель Делакруа… Анабель Делакруа! Потрясающе! Воистину, просто потрясающе! Какая жестокая, бесчеловечная, воистину звериная жестокость!
— Делакруа, это ведь… — начала было миссис Макстон.
— Да, — отрывисто оборвала я ее, — та самая Фанни Делакруа, известная во всей империи убийца детей, более сорока лет содержащая так называемую "детскую ферму", в которую не имеющие возможности растить свое дитя матери, незамужние девицы или же падшие женщины, за небольшую плату сдавали своих детей. Первые, чтобы сохранить позорную внебрачную связь в тайне, вторые, чтобы избавиться от приплода. Дело в качестве консультанта полиции в свое время вел профессор Стентон, мы изучали его в рамках общей истории криминалистической магии на первом курсе.
С каждым словом, абсолютно с каждым словом, меня все сильнее охватывал гнев. О, как же я была слепа!
— Мисс Ваерти, — голос моей домоправительницы дрогнул, и вовсе не от ужаса — боюсь, миссис Макстон, как и я, испытывала неимоверный гнев, — каким образом профессор мог приписать вам подобное происхождение?
Повернувшись, я привалилась спиной к двери, стараясь не скатиться в истерику, и тихо объяснила:
— Клиника "Остирн", в которой из-за сложностей во время беременности родилась я, фигурировала в деле Фанни Делакруа, как одно из мест, в которые эта мадам продавала младенцев. Лечебнице это было выгодно по причине того, что отпадала необходимость сообщать матерям, потерявшим детей по вине повитух о смерти этих самых новорожденных. Так что да — профессор Стентон вполне мог совершить подлог.
— О, Боже, — только и прошептала миссис Макстон.
Но она была стойкой женщиной и потому сразу спросила:
— Что вы намерены делать сейчас?
— Не расплакаться…
— О, моя дорогая…
Боюсь, от жалости мне стало лишь хуже. Я и так с трудом сдерживала слезы, задыхаясь от бессилия, ужаса осознания, понимания бесполезности любых действий сейчас, а еще мне было жаль, мне было так жаль…
— Я могу догнать ее, — торопливо предложила миссис Макстон. — Мистер Илнер знает город, мы догоним административный кэб, срезав через жилые кварталы. Мы сможем!