— Ага! — Улыбнулся Аркадий, — значит, я на роль принца уже не подхожу?
— Напротив, — очень серьёзно произнесла девушка. — Когда вы задрали подбородок к небу… — она потупила взгляд и заставила себя замолчать.
— Ты часто здесь бываешь? — Спросил Аркадий, чтобы нарушить затянувшуюся паузу, от которой обоим стало неловко.
Эта девчонка смущала своей наивностью. От нее веяло простором и прямой, исходящей от дремучей детской невинности, провинциальной чистотой церковного воспитания. Он думал, что задал ей невинный вопрос, а её щёки пылают огнём, и кивает, словно пытается потушить вспыхнувший пожар.
Девушка села на ступеньку, уткнула лицо в колени, и в полной тишине просидела несколько минут. Аркадий даже подумал, а не заснула ли она? Когда же девушка оторвала лицо от колен, глаза её светились счастьем. Своей улыбкой она осветила Аркадия, и он улыбнулся её свету, и испытал неизвестное до сих пор чувство, когда забываешь, что ты умеешь дышать, а сердце, замирает от восторга, и уже никуда не торопится.
— Аркадий. — Представился он, протягивая руку.
— Очень приятно, — улыбался Ангел, не называя имени.
Тяжело дыша, Аркадий присел рядом. Он вдруг услышал, как стучало его сердце. Оно билось гораздо усердней, чем обычно. И Аркадий отчаянно заглянул в её глаза.
Новая вспышка света, точно солнечный зайчик из детства, ввела его в состояние продолжительного восторга…
Когда всё это прошло, Аркадий спросил:
— Как ты это делаешь? — И девушка, приложив палец к губам, сказала односложно:
— Слушаю.
Аркадий прислушался, но ничего не услышал, а девушка закрыла глаза и произнёсла:
— Слушай своё сердце, своё дыхание, слушай небо, слушай колокола.
— Как это? — удивился Аркадий, ощущая волнение. — Ведь колоколов-то здесь нет?
— Это так, но, вот, скажем, для дедушки моего — они как бы и сейчас здесь. Он помнит их. Они всё ещё звучат в нём. Он говорит, что когда перестанет их слышать, то умрёт.
— А что ты слышишь? — спросил Аркадий. — Бога слышишь? — Не ожидая ответа, он зачем-то глянул в низ, перегнувшись через перила. То, что он увидел — ошеломило его. Он увидел себя, распластанным на площади. И не успел он испугаться, как снова оказался на колокольне, а за его спиной продолжала говорить очень странная девушка.
— Мой дедушка всю жизнь при часовенке, да при этой колоколенке. Сперва, служил звонарём. Тогда и слышал Бога. А когда всё это стало складом, а он сторожем при нём, — тогда он и оглох. Вообще-то он слышит, но говорит, что глухой, потому что перестал слышать Бога. А я вот, при нём. Бога пока не слышала. Зато слышала что-то другое. — Она присела, улыбнулась и склонила голову набок.
— Что же это: что-то другое? — Резко обернулся от своего видения Аркадий, у которого снова закружилась голова. Он едва справлялся с полуобморочным состоянием. Его сознание упрямо устремлялось туда, где он летел вниз, на каменную площадь. Падение неизменно заканчивалось тем, что он снова оказывался рядом с очень странной, очень привлекательной и дикой девушкой без имени. Аркадий сел на верхнюю ступеньку. Его колени дрожали. Девушка присела рядом, спустив ноги в пролёт. Сквозняк задрал её ситцевый сарафан, а она ловко поймала подол и подоткнула под себя. Освободив руки, она положила их на голову Аркадия, и он почувствовал, что ему становится лучше.
— Иногда, — серьёзно произнесла девушка, и губы ребёнка кротко заулыбались. — Я слышу голос Небесного Иерусалима. Он зовёт меня к себе. А по ночам я мечтаю о нём…
Головокружение исчезло, звон разбитых колоколов оставил уши, и счастливый Аркадий предложил:
— А давай я отвезу тебя в Иерусалим! — Над ними зависла тишина. Девушка глядела на Аркадия очень внимательно.
— А что? — взволнованно бормотал он. — Мои предки оттуда. Родители уже там. Одно слово, и уедем в Израиль жить!
— Как это? — спросила девушка.
— Как муж и жена! — Испуганно выпалил Аркадий. — Соглашайся, а?
— Ты берёшь меня в жёны? — спросила она серьёзно, глядя в его глаза. — Ты ведь даже не знаешь моего имени.
— Я уезжаю в Израиль, — начал он издалека, а потом сам себя прервал и выпалил: — Да! Я беру тебя в жёны.
Она медленно встала, не сводя с Аркадия округлившихся глаз. А он, боясь, что не знает, как ей рассказать о том восторге, который переполнял его, быстро произнес:
— Да! Да я беру тебя в жёны! Ты очаровала меня, околдовала, я хочу быть с тобой всю жизнь и счастливо с тобой состариться!
Она повернулась к нему спиной, сделала три шага, и побежала к лестнице.
— Постой! — крикнул он, когда её голова готова была скрыться в лестничном проёме. — Так ты согласна?!
— Да! — Ответила девушка.
— Дедушка! — Она вбежала в дом, едва не сбив деда с ног.
— Мария! — Крякнул он, обнимая внучку.
— Дедушка. Он нашёл меня!
— Кто нашёл тебя? — спросил старый звонарь и выпрямился во весь свой могучий рост, беря в руки палку. — И что нам это сулит, сердечко моё?
— Дедушка, ну какой же ты непонятливый! Меня нашёл он! Он, дедушка. Принц. Из сказки…
— Да кто он, твой принц, сердечко моё? — Тяжело вздохнул дед Аникей, крестясь.