Город Эйч

— А… — лениво сказал он: — Ты все-таки пришла. Располагайся. Выпей чего-нибудь. Этот старый пердун Робин достал откуда-то сносный виски.

— Плевать. Где мои деньги, урод?

— Эй, не горячись, chica. Dineros крутятся и зарабатывают новые пиастры. Мы же выплачиваем тебе проценты, э?

— Да насрать. Гони мне деньги.

— Эй, не гони волну, подруга! Ты же сама хотела…

— Деньги.

— Так дела не делаются, seniora. Это же не магазин нижнего белья и … Эй, эй, убери свою чертову наваху! Проклятая девка, совсем с ума сошла!

— Вот как?

— Santa Maria! Только не… О, да отдадим мы тебе твои паршивые деньги!

— Крошка, отпусти моего братца, — сказал кто-то сзади. Младший Джабб вернулся из туалета, из-за его плеча выглядывала молоденькая девчушка с соседней улицы. Она делала круглые глаза и восторженно впитывала все происходящее. В руке у младшего был пистолет.

— Сейчас я сделаю ему вторую улыбку во все горло. — сказала она, подбираясь, как кошка перед прыжком.

— Остынь, подруга. Мы вернем тебе твои деньги. Просто оставь моего брата в покое. Его яйца все еще нужны нашему роду. У его жены был выкидыш в прошлые выходные.

— Вернете мне деньги?

— Si. Мы удачно поставили в прошлый четверг. Да и вообще дела идут… понемногу. — младший суеверно сплюнул через плечо, едва не попав в свою подругу.

— Хорошо. — она убрала наваху и села.

— Старший.

— Да? — Джабба-старший потирал горло и с ненавистью смотрел на нее.

— Отдай ей ее деньги.

— Но…

— Просто отдай их. — младший спрятал пистолет под пиджак и ослепительно улыбнулся.

— О, Иезус Христе… — проворчал тот, достав из-под стола старый кожаный кейс.

— На, держи свои dineros, ты, del putas…

— Придержи язык, пока я его не отрезала нахрен. — посоветовала она, пряча деньги.

— И, chica. — сказал младший ей в спину, когда она уже уходила.

— Si?

— Они не дадут тебе уйти, крошка. Это же банда Пако.

— Я сама разберусь со своими проблемами, hombre. — она вышла, а младший еще долго смотрел ей вслед, пока наконец его подруга не надула губки.

— Что ты в этой выдре нашел? Тощая, злая… puta… тебе нужно было ее пристрелить.

— Да что ты говоришь, — взъярился вдруг младший: — а ну-ка пошла бегом к мамочке! Дура, читать не умеешь, а туда же…

— Ах ты…

— Pronto!

— Ну и пойду! — она хлопнула дверью, а младший сел и налил себе виски. Не везет ему с бабами.

Дома уже все было упаковано. Почти все. Все, кроме ее коллекции ножей. Она прошлась вдоль стеллажа, поглаживая рукоятки. Малайский крис, знаменитый кукрис из Непала, стилет восемнадцатого века с бронзовой фигуркой ангела на навершии рукояти, близнецы-саи, китайские парные бабочки… она сложила их и перевязала упаковочной бумагой. Себе оставила свою любимую наваху и вакидзаси. Теперь осталось только одно, последнее дело.

—Надо впитывать красоту бытия всем телом, всей душой… я бы посоветовал вам, синьора, на это время покинуть наш город и уехать куда-нибудь, где есть свежий воздух, вода и ветер. Наслаждаться жизнью, конечно храня умеренность во всем… — врач протер свои очки и изменил позу.

—Хотя обычно меня об этом не спрашивают, но… если есть такая возможность.

Возможность была. Правда, очень маленькая. Она постучалась в дверь и видеокамеры зажужжали, наводя свои подслеповатые глазки.

— Это я, — сказала она в домофон. Замок щелкнул, и она прошла внутрь. Коридором, коридором, темными переходами. Вот, наконец, зал. Днем здесь пусто. Блестят голым металлом шесты, на которых ночью повисают танцовщицы, прогибаясь и вытягивая, стулья сложены вверх ножками на столы, где-то едва слышно урчит вентилятор. Только у одного столика нет сложенных стульев — там сидят двое. Один толстый и низенький и второй — неприметный худощавый тип.

— Привет, Пако. — сказала она, остановившись. Толстый кивнул.

— Я принесла тебе деньги. — она вынула пачки и положила их на стол, между пепельницей и золоченым портсигаром.

— Мы в расчете, Пако. — сказала она.

— Садись, — сказал толстяк, ткнув пальцем в стул напротив. Она села.

— Что это значит? — спросил он, взяв пачку денег со стола.

— Это деньги за последний раз. И взносы на два года вперед. Я хочу уехать.

— Угу.

— Ненадолго. Может на год. Но я же заплатила взносы, верно?

— Неверно.

— Черт, Пако, я всего лишь… — она замолчала, когда он поднял руку.

— Слушай сюда, девочка… — сказал толстяк и его лицо скривилось. Она испугалась, что смотрит на это лицо его глазами и отвела взгляд в сторону, чтобы он не видел этого. Некрасиво. Уродливо. Не нужно смотреть.

— Два момента. Во-первых — никто и никогда от нас не уходит. Это же принципы организации, девочка. Мы не Синдикат, но и у нас есть свои принципы. И во-вторых — ты должна нам намного больше. Но я, старый добрый Пако могу пойти тебе навстречу, верно я говорю, Клерк? — его сосед кивнул головой.