Мы остались у А. Л. до последнего поезда. После обеда из города к ней прикатила "мадам", и А. Л. занималась с ней. - "Ки се рессамбль", - бубнила она по складам в "кабинете", - "с'ассамбль". - Потом пришло много гостей свентогурских чиновников, пенсионерок и дачников. А. Л. кормила их и толковала про "объединение" и про " отпор ".
- Интересно, - заметил почтмейстер Репнин, - что у них на палаце есть палка для флага, а флага они не вывешивают. - После этого поговорили о том, как печально бывает, когда вдруг узнаешь, что кто-нибудь против правительства, и фрау Анна, которая, улыбаясь приятно, молчала, вдруг вздрогнула. - Я вспоминаю, - сказала она, - девятьсот пятый год. Это было ужасно. Тогда люди были нахальны, как звери.
Затем мы отправились в "парк". На А. Л. была автомобильная шляпа, в руке же она несла хлыст. Быстрым шагом мы прошлись вслед за ней по дорожкам. - Гимн, - крикнул почтмейстер Репнин, когда мы оказались на главной площадке, где были подмостки. Тут все сняли шапки. Сидевшие встали. Потрескивали под протянутой между деревьями проволокой фонари из зеленой и синей бумаги. Оркестр из трех музыкантов, которыми дирижировал М. Цыперович (художник), сыграл. Мы кричали "ура", ликовали и требовали опять и опять повторения.
- Не понимаю зачем, - говорила маман, когда мы возвращались и, сидя в вагоне, смотрели на искры за окнами, - вертятся возле нее эти малые суриршин и бониншин. - Я ничего не сказал ей. - "Опасный, - подумал я, возраст", когда я пойму уже это, - пятнадцать, а мне еще только четырнадцать лет.
Через несколько дней после этого я получил письмецо. Маман не было дома, и оно не попало к ней в руки. - "Я очень прошу вас, - писали мне, быть на бульваре".
Когда пришло время, я вышел взволнованный. Я задержался в дверях, потому что увидел Горшкову. Она растолстела. Живот у нее стал огромным. Чуть двигаясь, в шляпе с цветами и в пелерине из кружев, она направлялась в собор.
Переждав ее, я побежал. Мадам Гениг стояла у дерева и подстерегала меня. - Я смотрела, - загородив мне дорогу, сказала она, - во дворе, как развешивают там ваше белье. Все такое хорошее, и всего очень много. - Она попыталась схватить меня за руку. - Если бы, - томно вздохнув, заглянула она мне в глаза, - дети Шустера были как вы.
Из-за задержек я прибежал с опозданием. На месте свиданья я увидел Агату. - Прекрасно, - подумал я. - Пусть она смотрит и после расскажет обо всем Натали. Она Jрзала, сидя на лавочке, и вытаращивалась. Проходил Митрофанов. Я с ним поболтал. Он сказал мне, что уже не вернется к нам в школу и будет учиться в коммерческом. Я понимал, что ему не должно быть удобно у нас после тех разговоров, которые у него состоялись с отцом Николаем на исповеди. Я подумал, довольный, что я никогда не пойм алея бы так. Я огляделся еще раз. Агата вскочила и села опять. Я пошел с Митрофановым. Дама, по приглашению которой я прибыл сюда, очевидно, не дождалась меня. Было досадно.
Простясь с Митрофановым, я возвращался по дамбе. Звонили в церквах. Громыхая, катили навстречу мне ассенизаторы. Я удивился, узнав среди них того Осипа, что когда-то учился со мной у Горшковой. Он тоже заметил меня, но не стал со мной кланяться. Первым же я в этот вечер не захотел поклониться ему.
В конце лета случилась беда с мадам Штраус. Ей на голову, оборвавшись, упал медный окорок, и она умерла на глазах капельмейстера Шмидта, который стоял с ней у входа в колбасную.
Похороны были очень торжественны. Шел полицейский и заставлял снимать шапки. Потом ехал пастор. За дрогами первым был Штраус. Его вели под руки Йозес (рояли) и Ютт. Дальше шли мадам Ютт, мадам Йозес и Бонинша, явившаяся из местечка. Затем начиналась толпа. В ней был Пфердхен, Закс (спички), Бодревич, Шмидт, Гри-лихес (кожа), отец Митрофанова. В кирхе звонили. Печальный, я смотрел из окна. Я представил себе, что, быть может, когда-нибудь так повезут Натали, и, как Шмидту сегодня, мне место окажется сзади, среди посторонних.
26
На молебне Андрей встал со мной. Я доволен был, что не чувствую никакого интереса к нему. Приосаниваясь, я стоял независимо. - Двое и птица, - сказал он мне и показал головой на алтарь, где висело изображение "троицы". Я не ответил ему.
Когда мы расходились, меня задержал в коридоре директор. Он мне предложил поступить в наблюдатели метеорологической станции. Он пояснил мне, что таких "наблюдателей" освобождают от платы. Смотря ему на бороду, я представил себе, как войду и не с первого слова объявлю эту новость маман. Он сказал мне, что ГвоздJв, шестиклассник, покажет мне, что и как надо делать.
Взволнованный, как всегда перед новым знакомством, я ждал своей встречи с Гвоздевым. - Не он ли, - говорил я себе, - этот Мышкин, которого я все время ищу?
На другой день он утром забежал ко мне в класс. Он был юркий и щупленький, черноволосый, с зеленоватыми глазками. Мы сговорились, что вечером я с ним пойду.