Город, где живёт магия. Трилогия (СИ)

Отметив, что нужно будет спросить об этом у самой девушки утром, Дарий продолжал перебирать возможные варианты, всё больше склоняясь к теории, которая ему очень не нравилась. Кто мог знать, что вечером Вероника выйдет в сад? Если бы она осталась в доме, то, скорее всего, погибла бы вместе с приёмными родителями, и, возможно, это был именно тот результат, которого и добивался поджигатель.

Всё это означало, что, не успев как следует пожить без угрозы со стороны Розенберга, Вероника Солнцева обзавелась новыми врагами, которые не остановились перед попыткой убийства. Хотелось надеяться, что пожар не имел к ней отношения, но Княжевич давно не верил в случайности. Этот вывод казался самым очевидным, как ни пытайся найти другое объяснение случившемуся.

Впрочем, если подумать, что он знал о Веронике сейчас, когда она провела немало времени в другой стране, окончила обучение, получила возможность пользоваться магией? Ему даже неизвестно, что у неё за специализация. Хотел спросить об этом у Регины Воронич, но не стал.

Абрикос протопал из спальни, запрыгнул на диван и, приятной тяжестью разлёгшись на его ногах, замурлыкал. Соскучился, наверное, слишком поздно хозяин сегодня вернулся, да ещё и не один. Присутствие кота, его громкое мурлыканье, уютное тёпло рыжего бока успокаивали, будто внося в эту долгую ночь домашнюю упорядоченность и столь редкий покой. На приближающееся утро было запланировано много дел, нужно было поговорить с Вероникой в офисе МН, а также ещё раз побеседовать с тем, кто вызвал их на пожар. Было бы неплохо, если бы обнаружились ещё какие-то свидетели, которые видели не только взметнувшееся к небу пламя, но и что-нибудь подозрительное и могущее послужить зацепкой в расследовании этого дела.

А пока следовало хотя бы немного поспать, что Дарий и попытался сделать, пока Абрикос, свернувшийся большим клубком оранжевых ниток, хрипло пел ему свою песню. Некоторое время ему пришлось побороться с желанием пойти в спальню, посмотреть на спящую на его кровати Веронику, услышать её дыхание. Убедиться, что с ней всё в порядке.

В машине он заметил на её пальце кольцо. Оно было тем же самым, что он уже видел в их последнюю встречу. Кольцо, надетое на помолвке. Больше никаких украшений, кроме амулета, на её тоненьких пальцах не было. Это означало, что свадьба ещё не состоялась.

Княжевич старался не думать об этом британском маге, с которым была помолвлена Вероника, но получалось плохо. Он представлялся самодовольным юнцом из богатой семьи, считающим себя асом в магии и таким же напыщенным, как и его трёхэтажное имя, которое ему однажды назвал Фогль. Было почти невыносимо думать, что у этого типа имелись уже почти законные права на эту девушку, которыми он наверняка не преминул воспользоваться за всё то время, что она провела с ним в Лондоне.

Да, черт возьми, это была самая настоящая ревность – колкая, обжигающая, заставляющая злиться на самого себя. Ловить себя на этом низменном чувстве было не слишком приятно. Именно на нём играл Аркадий Фогль, когда навещал Княжевича в темнице и рассказывал об участи Вероники после их расставания. Да, его бывший начальник присутствовал и на её помолвке, которую, мигом подсуетившись, организовал Александр Владимирович. До старикана дошли слухи о том, что несовершеннолетняя ведьма учинила в Университете Магии, и он тут же решил сделать на неё ставку, поскольку, не обладая значительной магической силой, устроить такое невозможно.

Но старший Воронич не знал того, о чём было известно Дарию. У Вероники был отец, который знал о её существовании. А, кроме того, это оказался вовсе не рядовой или же бывший инквизитор, а глава всей этой организации в их городе.

Пока не догадывалась об этом и сама юная ведьма, но вскоре должна была узнать. Имела право решить, встречаться ли ей с этим человеком, долгое время даже не подозревавшим о её существовании, или оставить всё как есть. Княжевич собирался ей об этом рассказать и добавить от себя, что он считает Верховного Инквизитора тем, кому можно доверять, что в настоящее время большая редкость.

Когда Вероника появилась на свет, инквизитор был моложе, чем сейчас Дарий. За всё последующее время он так и не завёл семью и детей, и у него не было ничего, кроме службы и возложенной на него ответственности. Несмотря на инстинктивное недоверие к инквизиторам, Княжевич чувствовал, что этот человек успел завоевать его уважение, сочувствие и даже что-то вроде симпатии.

Сон пришёл только под утро. За окном рассвело, вовсю распевали птицы, обещался солнечный день. Абрикос уткнулся холодным носом в щёку хозяина, затем спрыгнул на пол, требовательно мяукнул, напоминая о завтраке. Дарий сел на диване, потирая небритую щёку. Вспомнилась пословица, что утро вечера мудренее, вот только прямо сейчас ему так не казалось, – мысли оставались всё такими же сумбурными и никак не желали обрести логичность и упорядоченность.