Город гнева

Вся до бровей в муке, бела,

У обгоревшего ствола

Месила женщина лепешки

И тут же на костра пекла.

5

Русские люди в военные дни

Богатырям былинным сродни,

В крепости бесподобны.

Вновь показали миру они —

На что способны.

Вечером двадцать четвертого,

Утром

И в середине дня,

Жаром тревоги распертого,

В вихрях зелени и огня,

Борясь с тоской и обидой,

Впадая порой в забытье,

В отчаянной коловерти

Я видел само бессмертье,

Я русскую девушку видел,

Я счастлив, что видел ее.

В городе мирная жизнь умерла

С этого — в рамке кровавой — числа.

Кой-где еще на бульварах,

На улицах узких и длинных

И там, где одни руины,

Валялись узлы, самовары,

Простыни и перины.

Из пламени возрождаясь,

Вставал военный город

И жить начинал, сражаясь,

В гуле воздушных моторов,

Бессонный,

Неугомонный,

Подтянутый, деловитый

А в садике изрытом

Возник КП обороны,

В бетон глубоко укрытый:

Порох в гильзе патронной.

Группами и в одиночку,

Днем, когда тихо,

И ночью

В этот зеленый сад

К партийному обкому

С тракторного,

С «Баррикад»

Работницы шли и рабочие,

Сражавшиеся за Царицын.

Опять вставали стеной,

Чтоб снова насмерть биться

За город родной.

Достали со дна чемоданов

Старые гимнастерки,

Надели ремни и наганы,

Горстями солдатской махорки

Заполнили карманы.

Оглядываясь на пожары,

Голову чуть склоня,

Девушка шла впереди меня.

Дымились вокруг тротуары,

Ей внове была война,

Она хотела уйти от огня:

Девушка она.

В руках чемодан маленький,

В ремнях одеяло и валенки.

Не в меру тепло одета,

Чтобы побольше взять:

Платьев на ней штук пять

И шуба поверх жакета.

Она пробиралась на Волгу,

Чтоб перейти реку,

В щелях лежала подолгу,

Ползла, таща кошелку

С продуктами по песку.

Но вышла на берег и вздрогнула,

Глянула из-под руки,

С ужасом лоб потрогала:

Не было реки.

Стоном строку эту выстони

Помню девичий взгляд:

Раненые на пристани,

А пристани горят.

Дерево располыхалось,

Нефть по воде плыла.

Даже вода, казалось,

Вся в огне была.

К берегу, к причалу

Катеру не подойти.

Волны огонь качали,

Раненые кричали,

Но их нельзя спасти.

Девушка смотрит с ужасом:

Вот она — война!

Вынести — хватит ли мужества  —

Девушка она.

Бросилась к одному

В черном низком дыму,

Вытащила из пламени,

Лицо отерла ему.

Бросилась к другому,

Снесла к кирпичному дому.

Чтобы жара не палила —

Пальто своим накрыла.

Третий, полураздетый,

Лежал в крови головой.

Платком своим и жакетом

Укутала его.

Не помнила, как раздала

Все, что с собой взяла.

Но стали рваться снаряды

В вагонах и на пути.

Сердце кричит: — Отомсти!..

Много ли девушке надо?

Она под осколочным градом

Решила отойти.

Нет, не за Волгу, — в город,

В город,

Назад,

В дым.

Надвое мир расколот,

Немцы бьют без разбора.

Где надо быть молодым?

Надо быть на войне,

В схватке,

В дыму,

В огне.

Девушка с чемоданом

Вышла на бугорок.

Было уже не рано,

Сумрак за Волгу лег.

Если б кто пролил слезы —

Сама бы она уняла.

Просто, легко, без позы

Выпрямилась

И пошла.

Только строга была,

Да чуть бледна была,

Да выше, чем обычно,

Голову несла.

Да раз шагнув вперед,

Уже не глядела назад.

Резко очерченный рот.

Иссиня черный взгляд.

Нигде.

           Никогда.

                          Не забыть,

Даже у гибели на краю,

Как девушка эта шла,

Как вскинула,

Подняла

Голову свою —

Мне никогда не забыть.

Так люди идут победить

Иль умереть в бою.

И если фашисты меня возьмут

Раненым на краю села

И на расстрел меня поведут —

Я вспомню, как она шла.

По твердости, по повадке,

По смелости в бою,

По выправке в строю

Я в ней узнал ленинградку —

Сестру родную мою.

По складке между бровей,

По ненависти к врагу

Одних они кровей.

Одно в душе берегут.

Некуда немцу податься,

От мести враг не уйдет,

Коль в нашем военном братстве

Везде живут ленинградцы —

Железный верный народ.

6

Ночь. Не видать ни зги.

Сходит двенадцатый танк с конвейера.

Где-то близко, близко враги —

Над деревьями зарев круги.

Кинет «катюша» огненным веером

Смерть через фронт,

И опять ни зги.

В скверике, у заводской стены,

Столик дощатый, толпа народа.

Так же, как в лето далекого года,

Сливается с гулом идущей войны

Гул голосов, дыханье завода.

В полночь, по чуть заметным тропам,

Словно подпольщики, из-за угла,

Люди подходят к краю стола.

— Вправо, товарищи!

Здесь — окопы…

Вправо — белеет бумаги лист.

Вправо — деревья, и легче дышится.

Стихнет на миг — и слышно, как лист

Над головами колышется.

— Пишите меня: Москалев, коммунист

— Включите Макарова: моторист! —

Из-за деревьев слышится.

     Да, беспартийный. Тридцатый год.

— Родин. Талдыкин. Пишите, пишите.

— Жуков…

— Пожалуйста, не спешите!

В третий взвод.

В четвертый взвод.

— Товарищи, где получить патроны?

— Участник Царицынской обороны?

— Да! Гончаров!

— Отпускает завод?.. —

Грохот боев нарастает.

Идет

Запись в рабочие батальоны.

Ожесточился народ.

А в заводе

Для формируемых танковых рот

Новая крепость с конвейера сходит.

На два танка водителей нет —

Их мастера заменили.

Еле забрезжил волжский рассвет.

Маршем по улицам

В тучах пыли

К фронту, на вспышки ярких ракет,

Части рабочие проходили.

Падают бомбы со всех сторон —

Не замедляет шаг батальон.

Взрыв в ушах перепонки рвет,

Камни летят,

Батальон идет!

Рухнуло здание с грохотом гулким —

Он пробирается переулком.

И отдается в сердцах врагов

Топот его смазных сапогов.

Кепки снимают бойцы батальона

У обгоревшего милого дома.

— Чей батальон?

— Заводского района.

— Кто ведет?