Город греха

Когда все немного улеглось, он поехал за 65 миль в Сан-Бернардино заглянуть в прошлое малыша Апшо, поговорил с его матерью — увядающей вдовушкой, живущей на социальное пособие. Она сказала, что не поехала на похороны сына, потому что он был груб с ней во время последних приездов и сердил ее тем, что много пьет. Базз разговорил ее, и она поведала, что мальчиком Дэнни был умным, но холодным, подрос — стал много читать, многим интересовался, но все держал при себе. Когда умер отец — совсем не горевал. Любил автомашины, конструкторы и научно-популярную литературу. За девочками не бегал, а комнату свою держал в идеальном порядке. Став полицейским, навещал мать только в день ее рождения и на Рождество — два раза в год, не чаще и не реже. В школе учился на твердое «хорошо», а в колледже — только на «отлично». На девчонок, ходивших за ним табуном, даже не смотрел и возился с машинами. У него был один-единственный друг, Тим Бергстром; сейчас он учитель физкультуры в школе в Сан-Берду.

Базз поехал в эту школу и поговорил с Бергстромом. Тот узнал о смерти друга из газет и за кружкой пива в соседнем со школой баре сказал, что Дэнни было уготовано умереть молодым и подающим надежды. Еще сказал, что Дэнни увлекался машинами, моторами и математикой, что угонял машины, потому что любил рисковать, что ему всегда хотелось проявить себя, но никогда не говорил об этом. Его всегда как-будто колотило изнутри, но отчего и почему — было не понять. Он безусловно был умен, но куда и на что направит свой ум, сказать было нельзя. Девочки его любили, потому что выглядел загадочным; и равнодушно относился к оказываемому ими вниманию. Умел здорово драться.

Несколько лет назад, в подпитии, Дэнни рассказал ему, что был свидетелем убийства. Это тогда он загорелся стать полицейским и увлекся судебной медициной. Когда напивался, всегда держал себя в руках, только вел себя как-то загадочно и уперто, так что рано или поздно он должен был схлестнуться с какими-нибудь бандитами и его могли бы запросто застрелить. Удивительно, что смерть Дэнни оказалась несчастным случаем. Базз не стал его разуверять и спросил:

— Дэнни был голубым?

Бергстром вспыхнул, заерзал, подавился пивом:

— Да вы что! Нет. — И тут же стал показывать карточки своих детей и жены.

Базз вернулся в Лос-Анджелес, позвонил приятелю в администрацию округа и узнал, что личное дело Дэнни Апшо изъято, и теперь получалось, что фактически никакого Апшо в Управлении шерифа округа Лос-Анджелеса вовсе не существовало. Тогда Базз поехал в участок Западного Голливуда и поговорил с парнями в дежурке, от которых узнал, что Дэнни никогда не брал взяток и не якшался с проститутками; никогда не посягал ни на свою доносчицу Дженис Модайн, ни на телефонистку Карен Хилтшер, которые просто умирали от желания дать ему. Одни коллеги Апшо уважали его за ум, другие считали наивным идеалистом и слабохарактерным. Капитан Ал Дитрих, по их словам, любил его за методичность в работе, трудолюбие и честолюбие. Неподходящее время выбрал малыш Апшо, чтобы от изучения устройства машин перейти изучению устройства людей, подумал Базз. Вот тебе и поиски истины. Пришлось ему рыться в море дерьма; в обоих своих делах он раскопал одну грязь. Лгать себе он не хотел, и этим подписал себе смертный приговор.

Дэниел Томас Апшо, 1922-1950. Голубой.

Томас Прескотт Микс, 1906-?. Вышел сухим из воды, потому как малыш решил, что с таким жить нельзя.

Именно, с таким, с этим. Дэнни Апшо не убивал Найлза. Мал говорил, что Тад Грин и два амбала избивали его на допросе. Наверное, они знали, что Найлз назвал его педерастом, наверное, спрашивали, зачем он тряс Феликса Гордина, о чем Дадли Смит рассказал Малу и Грину. Приказав явиться на проверку на детекторе лжи с пентоталом, Грин отпустил его, отдав револьвер. Надеялся, что малыш придет домой и избавит полицию от судебного разбирательства и обнародования того факта, что Найлз был казначеем мафии у Драгны. Дэнни избавил их от этого, только по другой причине и другим способом.

Козел отпущения.

В каком-то смысле, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Сон пропал к лешему. Когда удается соснуть часа три-четыре, снятся все эти штучки, что ему пришлось вытворять; деревенские простушки, которых он затаскивал в постель Говарда; героин, который он утаивал при арестах, а потом продавал Микки. Деньги — в карман, а героин — окольным путем в вену несчастного наркомана. Одно спасение — заснуть в объятиях Одри (она словно козочка послушна после истории с Найлзом), когда он касается ее и сжимает в объятиях, мысли о малыше отступают. Но четыре ночи подряд с ней в хате Говарда — слишком опасно. Всякий раз, уходя от нее, он чувствует страх, и с этим тоже надо что-то делать.