Город грешных желаний

— Погоди-ка! — И она замерла, вконец изумленная: ее окликнул Прокопий!

Она оглянулась, не веря ушам-, но и правда: Прокопий торопился к ней, бормоча:

— Погоди! Экая ты прыткая! Такие дела с наскоку не решают. Надо подумать, потолковать…

— Об чем же тут толковать? — удивилась Троянда. — Все просто: да или нет. Нет так нет!

— Погоди! — сердито сверкнул глазами Прокопий. — Нет-то оно, конечно, нет… скажи только: ежели твой муженек художник, так, может, знает он здешнего синьор; по имени Пьетро Аретино?

Троянда вытаращила глаза. Григорий присвистнул:

— Ну, хитер же ты, братка!

— Ищи умного в лавке! — поддакнул Васятка.

Лицо Прокопия от этих слов на миг расцвело безудержной мальчишеской улыбкой, но тут же приняло свое обычное хитровато-недоверчивое выражение.

— Так знает или нет?

— А если знает, то что? — в тон ему спросила Троянда, немного придя в себя от неожиданности.

— Ничего. Просто спрашиваю. За спрос, как известно, денег не берут! — усмехнулся Прокопий.

— Знать-то знает… — туманно ответила Троянда. — Но, может, и нет…

— Как это? — не понял Васятка, а Григорий отвернулся, скрывая смешок.

Ты, молодка, голову нам не морочь! — рассудительно проговорил Прокопий с видом почтенного старца, разговаривающего с девчонкой. — Суть вот в чем. У нас до этого синьора Аретино дело первейшей важности, однако никак не можем мы найти к нему подхода. Вдобавок дело секретное. И вот ежели, к примеру, твой муж взялся бы за нас похлопотать перед тем Аретино, мы б его спасать пошли с охотою. Ну а ежели нет… чего тогда попусту головой рисковать?

— Он знает Аретино! — севшим от волнения голосом быстро сказала Троянда. — Обещаю, что сведу вас, если вы спасете Гвидо.

— Гвидо? — озадачился Васятка. — А это кто ж таков?

— Кто-кто! Дед Пихто! — рявкнул Григорий, вдруг впав в такую ярость, что даже руки у него затряслись. — Мужа ее так зовут, неужто не понятно тебе, дубина стоеросовая?!

И вышел из каюты, шарахнув дверью о косяк.

19. Промысел небесный

Издавна на колокольне Сан-Марко несла вахту стража, наблюдавшая за появлением близ берега вражеских судов — или возникновением пожаров в городе. Еще колокольня служила маяком для кораблей, возвратившихся из дальнего плавания. Она значилась во всех лоциях как самый приметный ориентир для судов, приближающихся к Венеции. Днем в лучах солнца ярко сверкал золоченый ангел, а ночью наверху башни зажигали сигнальный огонь. Горел он и сейчас. И колокол звонил — тихо и печально.

— Кого-то казнили в тюремных подвалах Дворца дожей, — шепнула Троянда, ни к кому не обращаясь, но Григорий услышал и покосился на нее:

— Откуда ты знаешь?

Слышишь? Это звонит Малефичио — самый маленький колокол Сан-Марко. Maleficio означает «преступление»: его звон оповещает народ о свершившейся казни.

— Царство небесное! — перекрестились Григорий с Васяткою, и Троянда, эхом отозвавшись: «Царство небесное!» — тоже осенила себя крестным знамением. Спутники поглядели на нее косо, и только тут Троянда сообразила, что крестилась не справа налево, по-православному, а слева направо, как привыкла в монастыре. Никто ей ничего не сказал, но, спеша загладить свою оплошность, она затараторила:

— У Сан-Марко несколько колоколов, и всякий имеет свое название, всякий в свое время звонит. Самый большой из них Марангона (Marangoni — ремесленники, столяры, — пояснила она) — будит Венецию по утрам, призывает людей на работу и возвещает о предстоящем заседании Большого совета. Сразу вслед звонит Троттьера. Trotto означает — в спешке, и назван он так потому, что при его звуке члены Большого совета должны уже спешить во Дворец дожей. Нона отмечает полдень, Мецца-терца сообщает о заседании сената, ну и Малефичио… это я уже говорила.

Ей никто не ответил: Григорий и Васятка ловко подняли лодку на гребень волны, правя к берегу.

* * *

Они приближались к городу, и на горизонте, мрачная, темная, едва различимая в бледном свете луны, выступала Венеция со своими зданиями и тусклыми огнями, подобная похоронной процессии с ее гробами и факелами, застывшей на безграничном пространстве.

Слева, в необычайном безмолвии, углубился в берег канал Орфано, неподвижный и пустынный; это спокойствие черной и сияющей воды пронзило Троянду страхом. Взор ее утонул в холодной глуби. Какое страшное бытие немой ночной воды!

Лодка скользила дальше. Церкви и дворцы вырастали по обе стороны канала, и отражения их плавали на воде, как призраки. Меж двух домов открылся Сан-Марко, и его очертания вспороли мрак бесчисленными своими остриями и закруглениями. Мелькнула площадь с ее колоннами и колокольней меж двух рядов фонарей, подобная фантастическому видению, вызванному волшебником, — и лодка углубилась в боковые каналы, окольными путями пробираясь к Мизерикордии.