Город и город

Я знаю, как надо смотреть, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Я быстро пошёл, срезая углы, между мусорными баками и автомобилями, граффити и детскими площадками, пока не выбрался из замкнутой территории в городской пейзаж Уль-Комы, а заодно и Бещеля. Испытывая облегчение от того, что стал одним из нескольких пешеходов, а не единственной целеустремлённой фигурой на виду, я немного отдышался, зашагал той же уклоняющейся от дождя походкой, что и все остальные, и наконец включил телефон. Он обругал меня, указывая, сколько я пропустил сообщений. Все от Дхатта. Я был голоден и не знал точно, как вернуться в Старый город. Я бродил в поисках метро, но нашёл телефонную будку. Позвонил ему оттуда.

— Дхатт слушает.

— Это Борлу.

— Где, чёрт возьми, вас носит? Где вы были? — Он был зол, но соблюдал конспирацию, голос у него, когда он ответил и забормотал в трубку, был тише, а не громче. Хороший признак. — Я пытался дозвониться до вас хрен знает сколько времени. Все ли… Вы в порядке? Что, чёрт возьми, происходит?

— Я в порядке, но…

— Что-то случилось? — В его голосе звучала злость, но не только злость.

— Да, кое-что случилось. Не могу об этом говорить.

— Чёрта лысого вы не можете.

— Послушайте. Послушайте. Мне нужно поговорить с вами, но у меня нет на это времени. Если хотите знать, что происходит, давайте встретимся, не знаю, — я перелистывал карту улиц, — на Каинг-Ше, на площади у станции, в два часа, и, Дхатт, никого больше не приводите. Дело серьёзное. Здесь происходит больше, чем вы знаете. Я не знаю, к кому обратиться. В общем, вы мне поможете?

Я заставил его прождать целый час. Наблюдал за ним из-за угла, о чём он, конечно, не мог не знать. Станция Каинг-Ше является крупнейшим вокзалом города, поэтому на площади перед ней роится множество улькоман — в кафе, внимая уличным исполнителям, покупая DVD-диски и электронику в киосках. Топольгангерская площадь в Бещеле не вполне пустовала, так что невидимые бещельские граждане гросстопично там присутствовали. Я стоял возле табачного киоска, оформленного в честь временной уль-комской хижины, какие некогда часто встречались среди болотных угодий, где сборщики мусора рылись в заштрихованной грязи. Видел, как Дхатт ищет меня взглядом, но оставался вне поля его зрения, меж тем как темнело, и следил, не звонит ли он куда-нибудь (он не звонил) и не подаёт ли знаков руками (он не подавал). Лишь лицо у него всё больше и больше затвердевало, пока он пил чай и сердито всматривался в тени. Наконец я вышел и несколько раз слегка шевельнул рукой, чтобы привлечь его внимание и подозвать к себе.

— Что за хрень происходит? — возмутился он. — Мне звонил ваш босс. И Корви. Кто она вообще такая? В чём дело?

— Я не виню вас за то, что вы сердитесь, но голос вы не повышаете, а значит, осторожны и хотите знать, что происходит. Вы правы. Кое-что случилось. Я нашёл Иоланду.

Когда я не захотел сообщить ему, где она, он разъярился настолько, что начал угрожать международным инцидентом. «Это не ваш чёртов город, — говорил он. — Вы приехали сюда, воспользовались нашими ресурсами и, чтоб вам, перехватили наше расследование», — и так далее, но голоса он по-прежнему не повышал и шёл рядом со мной, так что я дал ему поутихнуть, а потом начал рассказывать, как напугана Иоланда.

— Мы оба знаем, что нам её не успокоить, — сказал я. — Далее. Никто из нас не знает правду о том, что за чертовщина происходит. Ни об унифах, ни о наци, ни о бомбе, ни об Оркини. Чёрт, Дхатт, всё, что мы знаем…

Он не сводил с меня взгляда.

— Чем бы это ни было… — я взглядом указывал на происходящее вокруг, — оно идёт к чему-то очень дурному.

Некоторое время мы оба молчали.

— Так какого чёрта вы вообще со мной говорите?

— Потому что мне кто-то нужен. Но, да, вы правы, может, это ошибка. Вы единственный, кто мог бы понять… масштаб происходящего. Я хочу её вызволить. Послушайте меня: речь не об Уль-Коме. Своим людям я доверяю не больше, чем вашим. Я хочу вызволить эту девушку из Уль-Комы и из Бещеля. А здесь я это сделать не могу, это не моя площадка. Здесь за ней наблюдают.

— Может быть, я смогу?

— Хотите стать добровольцем?

Он ничего не сказал.

— Правильно. Добровольцем буду я. Дома у меня есть связи. Нельзя так долго прослужить полицейским и не знать, как раздобыть билеты и поддельные документы. Я могу её спрятать, могу поговорить с ней в Бещеле, прежде чем отправлю её домой, прояснить всё это. Это не капитуляция: напротив. Если мы уберём её из-под удара, у нас будет гораздо больше шансов не оказаться зашоренными. Возможно, мы сумеем разобраться в том, что происходит.

— Вы говорили, Махалия уже нажила врагов в Бещеле. Я думал, вы хотите допросить их.