Та сделала ещё два снимка под разными углами и кивнула. Шукман с помощью Хамзиника перекатил женщину на спину. Она словно сопротивлялась ему своей скованной неподвижностью. Перевёрнутая, она выглядела нелепо, будто кто-то вздумал сыграть мёртвое насекомое, скрючив руки и ноги и покачиваясь на спине.
Она смотрела на нас снизу вверх из-под развевающейся чёлки. Лицо застыло в испуганном напряжении: она бесконечно удивлялась себе самой. Она была молода. На ней было много косметики, размазанной по лицу из-за сильных побоев. Невозможно было сказать, как она выглядит, что за лицо представили бы себе те, кто её знал, если бы услышали её имя. Может, позже, когда она расслабится в смерти, мы узнаем её лучше. Спереди её всю изукрасила кровь, тёмная, как грязь.
Последовали вспышки фотокамер.
— Так, привет, причина смерти, — сказал Шукман, обращаясь к ранам в её груди.
По левой щеке, загибаясь под челюсть, проходила длинная красная щель. У неё было разрезано пол-лица.
На протяжении нескольких сантиметров рана была гладкой, ровной, как мазок кисти. Заходя за челюсть, под нависающими губами, она зазубривалась и то ли заканчивалась, то ли начиналась глубоким рваным отверстием в мягких тканях за костью. Женщина смотрела на меня невидящим взглядом.
— Сделайте несколько снимков без вспышки, — сказал я.
Как и некоторые другие, я отвёл взгляд, пока Шукман бормотал о том, что он наблюдает, — смотреть на это казалось чем-то похотливым. Облачённые в форму технические исследователи криминальной мизансцены, на нашем сленге — кримтехи, вели поиски в расширенном круге. Ворошили мусор и обшаривали колеи, оставленные автомобилями. Раскладывали на земле стандартные предметы для сопоставления и фотографировали.
— Ну ладно. — Шукман поднялся. — Давайте уберём её отсюда.
Двое мужчин водрузили её на носилки.
— Господи, — сказал я, — да прикройте же её. Кто-то нашёл неведомо где одеяло, и её понесли к машине Шукмана.
— Зайду во второй половине дня, — сказал он. — Увидимся?
Я уклончиво помотал головой и направился к Корви.
— Ностин, — обратился я к детективу, оказавшись в таком месте, где Корви могла нас краем уха слышать. Она подошла чуть ближе.
— Да, инспектор? — отозвался Ностин.
— Что скажешь, по-быстрому?
Он глотнул кофе и нервно на меня посмотрел.
— Шлюха? — предположил он. — Первые впечатления, инспектор. В этом месте, избитая, голая? И…
Он указал себе на лицо, изображая её чрезмерный макияж.
— Шлюха.
— Драка с клиентом?
— Да, но… Знаете ли, будь это просто телесные раны, то, увидев их, можно было бы подумать: она заартачилась, не стала делать, чего он хотел, что бы там ни было. Он вышел из себя и набросился. Но это… — Он снова с неловкостью прикоснулся к своей щеке. — Это совсем другое дело.
— Псих?
Он пожал плечами.
— Может быть. Режет её, убивает, выбрасывает. Наглый к тому же, мерзавец: начхать ему было на то, что мы её найдём.
— Наглый или тупой.
— Или и наглый, и тупой.
— Стало быть, наглый, тупой садист, — сказал я.
Он закатил глаза: дескать, возможно.
— Хорошо, — сказал я. — Может, и так. Надо обойти местных девиц. Расспросить какого-нибудь полицейского в форме, который знает, что здесь к чему. Узнать, не возникали ли у них проблемы с кем-либо в последнее время. Распространить фото, выяснить имя Фуланы Деталь.
Я употребил общепринятое обозначение неизвестной женщины.
— Первым делом опросите Баричи и его приятелей, вот там. Будьте с ними обходительней, Бардо, они не обязаны были нам звонить. Я серьёзно. И захватите с собой Ящек. — Рамира Ящек отлично справлялась с допросами. — Позвоните мне сегодня?
Когда он остался вне пределов слышимости, я сказал Корви:
— Несколько лет назад на дело об убийстве простолюдинки у нас бы и половины такого числа народа не набралось.
— Проделан долгий путь, — отозвалась она.
Ей было ненамного больше, чем мёртвой женщине.
— Сомневаюсь, чтобы Ностина радовало отдавать профессиональный долг проститутке, но он, как видите, не жалуется, — сказал я.
— Проделан долгий путь, — повторила она.
— Так что же?
Я задрал бровь. Глянул в сторону Ностина. Я ждал. Я помнил о работе Корви по исчезновению Шульбана, делу значительно более византийскому, чем это изначально представлялось.
— Просто я, знаете ли, думаю, что надо иметь в виду и другие возможности, — сказала она.
— Поясните.
— Её макияж, — сказала она. — Сплошь, знаете ли, земельные и коричневые тона. Нанесены толстым слоем, но не…
Она надула губы, изображая женщину-вамп.
— А обратили внимание, какие у неё волосы?
Я обратил.
— Некрашеные. Поедем со мной на Гунтерстращ, поколесим вокруг, подкатим к любой девчачьей тусовке. Две трети блондинок, думаю. А остальные — чёрные, кроваво-красные или ещё какая-нибудь дрянь. И… — Она пощупала пальцами воздух, словно это были волосы. — У неё они грязные, но намного лучше, чем у меня.
Она провела рукой по секущимся кончикам собственных волос.