Город и псы. Зеленый Дом

– Я ведь тебе сто раз рассказывал эту историю, – говорит Литума. – Зачем же ты спрашиваешь у доктора?

– Потому что ты всегда рассказываешь по-разному, – говорит Дикарка. – Я спрашиваю его, потому что хочу знать, как было на самом деле.

– Замолчи, дай нам, мужчинам, спокойно поговорить, – бросает Литума.

– Я тоже любила арфиста, – говорит Дикарка. – У меня с ним больше общего, чем у тебя, ведь он был мой земляк.

Твой земляк? – говорит доктор Севальос, подавляя зевок.

– Конечно, девушка, – говорит дон Ансельмо. – Как и ты, только не из Санта-Мария-де-Ньевы, я даже не знаю, где находится это селение.

– В самом деле, дон Ансельмо? – говорит Дикарка. – Вы тоже оттуда родом? Ведь правда, в сельве хорошо, красиво? Сколько деревьев, птичек. Ведь правда, там и люди лучше?

– Люди везде одинаковые, девушка, – говорит арфист. – Но что верно, то верно, места там красивые. Я уже совсем забыл сельву, помню только, как все зеленеет. Потому я и покрасил арфу в зеленый цвет.

– Здесь меня все презирают, дон Ансельмо, – говорит Дикарка. – Называют Дикаркой, как будто в сельве живут одни дикари.

– Не принимай это близко к сердцу, девушка, – говорит дон Ансельмо. – Дикаркой тебя называют просто так, любя. Я бы на твоем месте не обижался.

– Любопытно, – говорит доктор Севальос, зевая и почесывая затылок. – Но в конце концов, это вполне возможно. У него действительно арфа была зеленая, ребята?

– Дон Ансельмо был мангач, – говорит Обезьяна. – Он родился здесь, в Мангачерии, и никогда отсюда не выезжал. Я тысячу раз слышал, как он говорил – я самый старый мангач.

– Конечно, зеленая, – подтверждает Дикарка. – И когда краска сходила, он всегда просил Боласа покрасить ее заново.

– Ансельмо родом из сельвы? – говорит доктор Севальос. – А что же, возможно, почему нет. Как интересно.

– Все она врет, доктор, – говорит Литума. – Нам Дикарка этого никогда не говорила, она это только сейчас выдумала. – Ну-ка скажи, почему ты это раньше не рассказывала?

– Никто меня не спрашивал, – говорит Дикарка. – Ты же сам говоришь, что женщины должны помалкивать.

– А почему он рассказал это тебе? – говорит доктор Севальос. – Когда, бывало, мы спрашивали, где он родился, он переводил разговор на другое.

– Потому что я тоже родом из сельвы, – говорит она и окидывает всех горделивым взглядом. – Потому что мы земляки.

Ты просто смеешься над нами, шалава безродная, – говорит Литума.

– Хоть я и безродная, а деньги мои ты любишь, – говорит Дикарка. – Что же ты моими деньгами не брезгуешь?

Братья Леон и Анхелика Мерседес улыбаются, Литума хмурит лоб, доктор Севальос продолжает задумчиво почесывать затылок.

Не выводи меня из себя, красотка, – принужденно улыбаясь, говорит Литума. – Сегодня не время ссориться.

– Смотри лучше, как бы она не вышла из себя, – говорит Анхелика Мерседес. – Не очень-то хорохорься, а то она тебя бросит, и ты умрешь с голоду. Не перечь главе семейства, непобедимый.

У братьев Леон уже не скорбные, а веселые лица – здорово сказано, донья Анхелика, а через минуту и Литума добродушно смеется – пусть уходит хоть сейчас. Только куда ей – она липнет к ним как смола, она больше черта боится Хосефино. Если она бросит его, Хосефино ее убьет.

– Ансельмо никогда больше не говорил с тобой о сельве, девушка? – спрашивает доктор Севальос.

– Он был мангач, доктор, – уверяет Обезьяна. – Она выдумала, что он ее земляк, чтобы поважничать. На покойника можно наклепать все, что хочешь.

– Один раз я его спросила, есть ли у него там родные, – говорит Дикарка. – А он сказал: кто его знает, наверное, все уже померли. Но случалось, он отнекивался и говорил – я родился мангачем и умру мангачем.

– Вот видите, доктор? – говорит Хосе. – Если он как-то раз и сказал ей, что он ее земляк, то, должно быть, просто пошутил. Вот теперь ты наконец говоришь правду, сестрица.

– Я тебе не сестрица, – говорит Дикарка. – Я шлюха безродная.

– Смотри, как бы не услышал отец Гарсиа, а то он опять раскипятится, – говорит доктор Севальос, приложив палец к губам. – А где же четвертый непобедимый, ребята? Почему вы с ним больше не водитесь?

– Мы с ним поссорились, доктор, – говорит Обезьяна. – Мы сказали ему, чтоб он не показывался в Мангачерии.

– Это гнусный тип, доктор, – говорит Хосе. – Сволочь. Разве вы не знаете, что он скатился на самое дно? За кражу сидел.

– Но ведь раньше вы были неразлучные друзья и вместе с ним выводили из терпения всю Пьюру, – говорит доктор Севальос.

– Все дело в том, что он не мангач, – говорит Обезьяна. – Он оказался фальшивым другом, доктор.

– Надо договориться с каким-нибудь священником, – говорит Анхелика Мерседес. – Насчет панихиды и чтобы пришел отпевать его на велорио.

При этих словах братья Леон и Литума одновременно принимают серьезный вид, хмурят брови, кивают.

– Можно попросить кого-нибудь из Салезианского колледжа, донья Анхелика, – говорит Обезьяна. – Хотите, я схожу с вами? Там есть один симпатичный священник, который играет с детьми в футбол. Отец Доменико.