«У них было слишком мало времени, чтобы успеть придумать что-нибудь не столь... грубое. Ракшас вошел ко мне в покои уже на рассвете, за его спиной были стражи.
Она помолчала.
«Знаете, у шарсу очень сильные крылья. Тяжелые и довольно большие. В свернутом состоянии они поднимаются над головой, изгибаются, а кончиками подметают пол. Если же крылья расправить, каждое из них окажется в полтора раза длиннее тела летуна. Когда кто-то начинает биться в слепой панике, справиться с этим, не причиняя непоправимого вреда, довольно сложно. Они никак не могли зафиксировать меня в неподвижном положении. Потом что-то ударило сзади, в голове вспыхнула боль. Когда перед глазами прояснилось, Ракшас пытался влить что-то в горло. Я извернулась, отплевываясь, и он больно сжал мое лицо в ладонях. Взгляд его был спокойным и очень сосредоточенным. Наверное, безумным.
– У нас мало времени. Ты не должна стать королевой, Таш, дитя чужой крови. Ты чужая, и сама это понимаешь. Но ты будешь жить. Бескрылая не может стать королевой крылатых, а ты сумеешь жить без Неба, ты ведь не из Народа. Так будет лучше.
Только тогда я начала что-то понимать. Страх... Это выходило за пределы страха. Какая-то черная волна, животная, низкая накрыла с головой, гася мысли, разум, способность дышать. Я завыла, стала отбиваться так, что, кажется, серьезно покалечила кого-то из них. Если бы в тот момент мне предложили яд, я приняла бы его. Если б кто-то вскинул копье – бросилась бы на острие. Но им не нужна была моя жизнь. Лишь Небо.
Потом был еще один удар по голове. Должно быть, они все-таки влили мне в горло что-то дурманящее, но оно подействовало много позже. Я очнулась от боли. Лежала на боку, руки и ноги прижимали к пропитавшемуся кровью полу, а крылья вытянули назад – кто-то наступил на них, чтобы не дать дернуться в последний момент. Топор снова ударил, и я не видела движения, но ощущала его, ощущала приближение и слышала свист рассекаемого воздуха, а потом снова была боль. И тьма.
Новая боль, и вновь вернувшееся сознание, когда на спину плеснули чем-то едким и обжигающим. Во рту – горечь, я до сих пор боюсь ее появления, когда по-настоящему испугана.
Кажется, дурманящая гадость все-таки подействовала, потому что я не чувствовала, как спину перевязали, как тело заворачивали в сеть для переноски тяжестей. Перелет через горы должен был занять не один день, но, наверное, Ракшас создал портал – он умел, а им и в самом деле надо было очень спешить...
Была тьма, боль, дурнота... Выворачивающий наизнанку ужас. Меня подбросили в один из самых отдаленных и почти заброшенных замков, принадлежащих клану сокола. Там жила старая, почти выжившая из ума Тайара, и к ней как раз сослали совсем еще молоденькую тогда Лию. Официально – для обучения целительству, а на самом деле – за скандальную историю с каким-то чернобровым бескланником. Это было задолго до того, как она вышла за твоего дедушку...
Не знаю, как им удалось меня выходить. И не дать убить себя в те первые годы. Тайара научила, что означает не быть шарсу. Нет, не так. Она научила меня, что означает быть халиссийкой и дочерью клана. И она же на смертном одре вынудила дать ту безумную клятву, которая и закончилась нашим с тобой браком. А Лия... Лия научила меня жить. Даже без крыльев. Даже без Неба. Без Ракшаса».
Она долго молчала, вглядываясь в бездны, в которых нет дна.
«Самое страшное – он действительно в это верил. Что так лучше. Что я не из Народа, что, раз моя кровь нечиста, я не могу быть существом, достойным крыльев. Что полукровка... она только выглядит как шарсу. А внутри... внутри она сможет жить без Неба.
Я иногда думаю, что он был прав. Наверное. Я ведь... смогла.
Наверное...»
И она застыла у распахнутого окна, одетая лишь в рассыпавшиеся по плечам червонно-черные волосы, устремив взгляд ввысь. В небо.
И было в этом взгляде такое, что Тэйон знал: однажды она вновь встретила Ракшаса, он умер. Умер страшно.
Магистр Алория тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Вновь провел рукой по ее спине, ощущая чуткой ладонью мага шероховатость шрамов и мягкую гладкость редких перьев. И в бессчетный раз поразился тому, что она позволяла ему это делать.