Город и звезды

На протяжении всей истории Диаспара можно было бы насчитать меньше ста человек, чье интеллектуальное достояние делало их пригодными для этой необычной роли. Они обладали определенными привилегиями, которые защищали их от последствий их шутовских выходок, хотя были и такие Шуты, что переступили некую ограничительную линию и заплатили за это единственным наказанием, которому мог подвергнуть их Диаспар, — их отправляли в будущее прежде, чем истекал срок их очередного существования.

В редких и трудно предвидимых случаях Шут буквально вверх дном переворачивал город какой-нибудь своей проделкой, которая могла быть не более чем тонко задуманной дурацкой шуткой или же рассчитанным выпадом против популярного в данный момент убеждения, а то и всего образа жизни. Принимая все это во внимание, можно было утверждать, что титул «шут» оказался в высшей степени удачным. В свое время, еще когда существовали короли и их дворы, шуты решали именно такие задачи и преследовали те же цели.

— Будет полезно, — сказал Джизирак, — если мы будем откровенны друг с другом. Мы оба знаем, что Олвин — Неповторимый, что он никогда раньше в жизни Диаспара не существовал. Очень может быть, что вам легче, чем мне, догадаться о последствиях этого факта. Я сомневаюсь, что хоть что-то из происходящего в городе может быть никоим образом не запланировано, и, стало быть, и в создании Олвина должна заключаться какая-то цель. Достигнет ли он этой цели, какова бы она ни была, мне неизвестно. Не знаю я и того, хороша ли она или дурна… Я просто не в силах догадаться, в чем она состоит…

— Ну, допустим, она касается чего-то, лежащего за пределами Диаспара?..

Джизирак терпеливо улыбнулся: Шут мило пошутил, что, собственно, от него и ожидалось.

— Я уже рассказал ему — что там… Он знает, что за пределами Диаспара нет ничего, кроме пустыни. Пожалуйста, отведите его туда, если можете. Кто знает, вдруг вам известен путь наружу… Когда он столкнется с реальностью, это, наверное, позволит излечить некоторые странности его сознания…

— Мне представляется, что он уже видел наружный мир, — тихо проговорил Хедрон. Но сказал он это себе, а не Джизираку.

— Я не думаю, что Олвин счастлив, — продолжал Джизирак. — Он не обзавелся настоящими привязанностями, и трудно себе представить, как он мог бы это сделать, пока он страдает от этой своей одержимости. Но, в конце концов, Олвин ведь еще очень молод… Он может вырасти из этой фазы и стать частью рисунка обычной жизни города…

Все это Джизирак говорил, в общем-то, для того, чтобы успокоить самого себя. Хедрону было небезынтересно, верит ли он собственным словам.

— А скажите-ка мне, Джизирак, — неожиданно задал вопрос Шут, — знает ли Олвин, что он — не первый Неповторимый?

Казалось, Джизирак был поражен услышанным и даже до некоторой степени уязвлен.

— Мне следовало бы догадаться, что уж вам — то это известно, — с печалью в голосе ответил он. — Ну и сколько же Неповторимых было за всю историю Диаспара? Десять?

— Четырнадцать, — немедленно последовал ответ Хедрона. — Это не считая Олвина.

— У вас информация богаче, чем у меня, — криво усмехнулся Джизирак. — И вы можете сказать мне, что именно сталось с теми Неповторимыми?

— Они исчезли…

— Благодарю. Это мне известно. Именно поэтому я почти ничего и не сообщил Олвину о его предшественниках: знание о них едва ли помогло бы ему в его нынешнем состоянии… Могу я рассчитывать на ваше сотрудничество?

— В настоящий момент — да. Мне хочется самому изучить Олвина. Загадки всегда завораживали меня, а в Диаспаре их так мало… Кроме того, мне кажется, что судьба, возможно, готовит нам такую шутку, по сравнению с которой все мои шутовские проделки будут выглядеть куда как скромно… И в этом случае я хочу быть уверен, что буду присутствовать на месте действия, когда грянет гром…

— Похоже, вам слишком уж нравится говорить намеками, — попенял Шуту Джизирак. — Что именно вы предвидите?

— Я сомневаюсь, знаете ли, чтобы мои догадки оказались хоть в какой-то степени лучше ваших. Но я верю: ни вы, ни я, ни кто-либо третий в Диаспаре не сможет остановить Олвина, когда тот решит, что же именно ему хочется сделать. У нас впереди, на мой взгляд, несколько очень и очень интересных столетий…

Джизирак долго сидел недвижимо, совершенно забыв о своей математике, после того, как изображение Хедрона растаяло. Его терзало дурное предчувствие, не сравнимое ни с чем, что он когда-либо испытывал прежде. В какой-то момент он даже задался вопросом — а не следует ли ему попросить аудиенции у Совета?.. Но, с другой стороны, не будет ли это выглядеть, как смешная паника без малейшего на то повода? Быть может, вся эта ситуация — не более чем какая-то сложная и непостижимая шутка Хедрона, хотя Джизираку и нелегко было представить себе, почему мишенью для розыгрыша избрали именно его…

Он всесторонне обдумал ситуацию, проанализировал ее со всех точек зрения. Спустя час с небольшим он пришел к характерному для него решению.

Он подождет и посмотрит.