Город и звезды

И, наконец, для всех людей оставались еще объединенные вместе миры любви и искусства. Объединенные — ибо любовь без искусства есть просто утоление желания, а искусством нельзя наслаждаться, если подходить к нему без любви.

Люди искали красоту во многих формах — в последовательностях звуков, в линиях на бумаге, в поверхностях камня, в движениях человеческого тела, в оттенках, размещенных в пространстве. В Диаспаре продолжали жить все эти средства, равно как и другие, добавившиеся к ним за века. Но кто бы мог знать с уверенностью — открыты ли уже все возможности искусства? имеет ли оно какой-нибудь смысл вне человеческого сознания?

И то же было справедливо для любви.

6

Джезерак неподвижно сидел, окруженный хороводом цифр. Первая тысяча простых чисел в двоичной системе, используемой для арифметических вычислений со времени изобретения электронных компьютеров, по порядку проходила перед ним. Проползали бесконечные шеренги нулей и единиц, разворачивая перед глазами Джезерака полный набор всех чисел, не имевших других делителей, кроме единицы и их самих. В простых числах была тайна, вечно привлекавшая Человека, и они недаром удерживали его внимание.

Джезерак не был математиком, хотя иногда ему хотелось верить в обратное. Все, что он мог делать — это отыскивать в бесконечной веренице простых чисел особые связи и правила, которые усилиями более одаренных людей могли быть потом обращены в общие законы. Он мог подметить, как именно ведут себя числа, но был не в состоянии объяснить — почему. Продираться через арифметические джунгли было для него развлечением, и иногда ему удавалось обнаружить занятные подробности, ускользнувшие от более опытных исследователей.

Он составил матрицу всех возможных целых и пустил свой компьютер нанизывать на ее поверхность простые числа, подобно бусинкам в узлах сети. Джезерак делал это уже сотни раз и ничего нового пока не извлек. Но ему нравилось смотреть, как изучаемые им числа разлетаются по всему спектру целых, не подчиняясь каким-либо видимым закономерностям. Он знал все уже открытые законы их распределения, но постоянно надеялся обнаружить новые. … Ему не стоило жаловаться, что его отвлекли. Для того, чтоб этого не случилось, достаточно было соответствующим образом настроить оповеститель. В его ушах послышался нежный звон, стена чисел задрожала, цифры слились вместе, и Джезерак вернулся в мир грубой действительности.

Он сразу же узнал Хедрона и не был особенно рад ему. Джезерак не хотел отвлекаться от своего размеренного образа жизни, а Хедрон являлся олицетворением непредсказуемости. Тем не менее Джезерак достаточно вежливо приветствовал гостя, стараясь не выказывать некоторой обеспокоенности.

В Диаспаре, при первой встрече — или даже при сотой — прежде чем перейти к делу, полагалось час или около того провести в обмене любезностями. Хедрон несколько расстроил Джезерака, проскочив эти формальности минут за пятнадцать, а затем заявил прямо, без обиняков:

— Я хотел бы поговорить с тобой об Элвине. Ты был его наставником, я полагаю.

— Совершенно верно, — ответил Джезерак. — Я еще встречаюсь с ним несколько раз в неделю — так часто, как он сам этого желает.

— Можешь ли ты утверждать, что он был способным учеником?

Джезерак тщательно обдумал этот непростой вопрос. Взаимосвязь «учитель

— ученик» была исключительно важной и являлась, в сущности, одной из фундаментальных основ диаспарской жизни. Каждый год в городе появлялось в среднем десять тысяч новых сознаний. Их прежние воспоминания были скрыты, и в течение первых двадцати лет все вокруг было для них новым и непонятным. Их следовало обучить правилам обращения с множеством машин и устройств, служивших опорой в повседневной жизни. И они должны были ясно представить свое место в наиболее сложно устроенном обществе из всех, когда-либо созданных Человеком.

Частично обучение осуществлялось парами, избранными в качестве родителей новых граждан. Отбор был случайным, а обязанности — не слишком обременительными. Эристон и Этания посвятили воспитанию Элвина не более трети своего времени, сделав все, что от них ожидали.

Обязанности Джезерака состояли в воспитании Элвина в более формальном смысле. Считалось, что родители обучат его, как вести себя в обществе и введут в непрестанно расширяющийся круг друзей; они были ответственны за характер Элвина, тогда как Джезерак — за его разум.

— Я нахожу, что ответить на твой вопрос весьма трудно, — произнес Джезерак. — В интеллекте Элвина, конечно, нет каких-либо недостатков, но ему безразлично многое из того, что, вообще говоря, должно было бы его интересовать. С другой стороны, он проявляет болезненное любопытство по отношению к темам, которых мы обычно не обсуждаем.

— К миру вне Диаспара, например?

— Да, но откуда ты знаешь об этом?

Хедрон секунду колебался, раздумывая, насколько он может доверять Джезераку. Он знал, что Джезерак добр и благонамерен, но знал также, что он связан общими для всех жителей Диаспара запретами — один лишь Элвин был от них свободен.

— Я догадался, — сказал он наконец.