Город и звезды

Он уже собрался уходить, когда заметил необычно одетого человека, стоящего чуть поодаль от основной группы. Его поведение, одежда, словом, все в нем выглядело несколько не на своем месте в этом собрании. Он искажал картину: как и Элвин, он был анахронизмом.

Он представлял из себя, однако, нечто гораздо большее. Он был реален и с несколько загадочной усмешкой смотрел на Элвина.

Глава 5

За свою короткую жизнь Элвин повстречал лишь ничтожную часть обитателей Диаспара. Поэтому он не был удивлен, увидев перед собой незнакомца. Удивился же он скорее самой возможности столкнуться с кем-либо реальным в этой покинутой башне, у самой границы неведомого.

Он повернулся спиной к зеркалу и уставился на человека, нарушившего его уединение. Опередив его, тот сам обратился к нему:

— Ты, я полагаю, Элвин. Обнаружив, что кто-то приходит сюда, я сразу должен был сообразить, что это ты.

Этими словами он явно не собирался обидеть Элвина: он просто констатировал факт, и Элвин правильно понял его. Элвин не удивился и тому, что его узнали: нравилось это ему или нет, но его особенность и связанные с ней нераскрытые потенции сделали его известным всему городу.

— Я Хедрон, — продолжал незнакомец, словно это все объясняло. — Меня называют Шутом.

Элвин выглядел смущенно, и Хедрон пожал плечами в притворном огорчении.

— Ах, вот она, слава! Впрочем, ты молод, и за время твоей жизни шуток не происходило. Твое невежество простительно.

В Хедроне было нечто живительно необычное. Элвин покопался в памяти, стараясь прояснить смысл странного слова «Шут». Оно пробуждало какие-то отдаленные и малопонятные ассоциации. В сложной социальной структуре города было много подобных титулов, и чтобы изучить их, понадобилась бы целая жизнь.

— А ты часто приходишь сюда? — ревниво спросил Элвин.

Он привык рассматривать Башню Лоранна как свою личную собственность и слегка досадовал, что ее чудеса известны кому-то еще. Интересно знать, однако, смотрел ли Хедрон хоть раз на пустыню, видел ли тонущие на Западе звезды?

— Нет, — сказал Хедрон, словно отвечая на его невысказанные вслух мысли. — Я никогда раньше здесь не был. Но узнавать о необычных происшествиях в городе — мое развлечение, а с тех пор, как Башню Лоранна посещали в последний раз, прошло уже очень много времени.

Элвина слегка удивило, каким образом Хедрон узнал о его прежних визитах. Но он тут же перестал думать об этом. Диаспар был полон глаз, ушей и других, более тонких органов чувств, информировавших город обо всем происходящем в нем самом. Кто угодно, проявив достаточную заинтересованность, мог без труда найти способ подключиться к этим каналам.

— Если даже в самом деле войти сюда — это необычный поступок, — сказал Элвин, продолжая словесную пикировку, — почему ты должен этим интересоваться?

— Потому что в Диаспаре, — ответил Хедрон, — необычное является моей прерогативой. Я давно выделил тебя; я знал, что мы однажды встретимся. Я тоже уникален: в своем роде. О нет, не так как ты: это не первая моя жизнь. Тысячи раз я выходил из Зала Творения. Но где-то там, в начале, я был избран Шутом, а в Диаспаре бывает не более одного Шута. Впрочем, большинство людей находит, что и одного много.

В речах Хедрона была ирония, по-прежнему вызывавшая у Элвина растерянность. Задавать в упор вопросы личного характера не считалось признаком хорошего тона, но ведь Хедрон, в конце концов, сам затронул эту тему.

— Я сожалею о своем невежестве, — сказал Элвин. — Но кто такой Шут, и что он делает?

— Ты спрашиваешь «что», — ответил Хедрон, — поэтому я начну с того, что расскажу тебе — «зачем». Это длинная история, но, думаю, тебе будет интересно.

— Мне все интересно, — сказал Элвин сущую правду.

— Очень хорошо. Люди — если только это были люди, в чем я иногда сомневаюсь, — задумавшие Диаспар, должны были разрешить невероятно сложную проблему. Диаспар — это не просто машина; как тебе известно, это живой и к тому же бессмертный организм. Мы так пообвыклись в нашем обществе, что не можем осознать, насколько странным оно представлялось нашим первым предкам. Мы видим здесь крошечный, замкнутый мир, неизменный во всем, кроме мелочей, — и тем не менее век за веком он сохраняет идеальную стабильность. Время его существования, вероятно, превысило длительность всей прежней истории человечества. Однако в той истории были — по крайней мере так принято считать — многие тысячи самостоятельных культур и цивилизаций, продержавшихся какое-то время, а затем исчезнувших. Как Диаспар достиг свой необычайной стабильности?

Элвин был озадачен тем, что можно спрашивать о таких элементарных вещах, и его надежда узнать что-то новое начала таять.

— С помощью Банков Памяти, естественно, — ответил он. — Диаспар всегда состоит из одних и тех же людей, пусть даже состав населения меняется, когда их тела конструируются или разрушаются.

Хедрон покачал головой.