Город и звезды

До свидания, Элвин. Я думал дать тебе пару советов, но вряд ли ты примешь их. Ты пойдешь своей дорогой, как всегда, а твои друзья будут лишь орудиями, используемыми или отбрасываемыми по обстоятельствам.

Это все. Более мне нечего сказать.

Еще секунду Хедрон, существующий теперь уже только в виде образа электрических зарядов в ячейках памяти города, глядел на Элвина с усталой покорностью и, казалось, с тоской. Потом экран погас… Когда изображение Хедрона растаяло, Элвин долго сидел в неподвижности. Впервые за всю жизнь он вгляделся в свою душу со стороны, ибо не мог отрицать справедливости слов Хедрона. Останавливался ли он во всех своих замыслах и приключениях хоть раз, чтобы подумать, как отразятся на друзьях его поступки? Он доставлял близким беспокойство, а вскоре мог навлечь на них и нечто худшее — и все из-за своего ненасытного любопытства и жажды познавать то, чем не следовало интересоваться.

Ему никогда не нравился Хедрон: замкнуто-собранный характер Шута мешал установлению тесных отношений, несмотря на всю добрую волю Элвина. Но сейчас, думая о прощальных словах Шута, он мучился угрызениями совести. Ведь это из-за его поступков Шут бежал из нынешнего века в неопределенное будущее. Но, без сомнения, подумал Элвин, в этом происшествии он не должен винить только себя. Оно лишь доказало уже известное — Хедрон был трусом. Возможно, он был не более труслив, чем любой другой диаспарец. Но при этом, к собственному несчастью, Хедрон обладал слишком живым воображением. Элвин мог признать за собой в лучшем случае долю ответственности за судьбу, постигшую Шута — но принять все на себя он не соглашался.

Кого еще в Диаспаре он задел или обидел? Он подумал о Джезераке, своем наставнике, который был столь терпелив с труднейшим из учеников. Элвин вспомнил знаки доброты, полученные им от родителей за все эти годы — их оказалось гораздо больше, чем поначалу представлялось.

Он подумал также об Алистре. Она любила его, а он принимал эту любовь или пренебрегал ею по своему желанию. Но что ему оставалось делать? Разве она была бы счастливей, оттолкни он ее совсем?

Элвин теперь понял, почему он никогда не любил диаспарских женщин, в том числе и Алистру. То был еще один урок, преподанный ему Лисом. Диаспар позабыл многое, в том числе — истинный смысл любви. В Эрли он видел матерей, которые укачивали детей на коленях, и сам ощутил покровительственную нежность ко всем маленьким и беззащитным существам, являющуюся бескорыстным двойником любви. Но в Диаспаре не было ни одной женщины, которая бы знала или хотя бы интересовалась тем, что когда-то было конечной целью любви.

В бессмертном городе не было настоящих чувств, глубоких страстей. Вероятно, подобные вещи могут зарождаться лишь благодаря тому, что они мимолетны, не могут длиться вечно и пребывают в тени; а Диаспар отрицал неясность. И вот наступил момент, когда Элвин осознал, какой должна стать его судьба. До сих пор он был бессознательным исполнителем собственной воли. Если б он знал о столь архаичных аналогиях, то мог бы сравнить себя со всадником на бешено мчащемся коне. Конь занес его в неведомые места и мог забраться в еще более глубокие дебри; но дикая скачка открыла Элвину собственные возможности и показала, куда он хотел попасть на самом деле.

Размышления Элвина были грубо прерваны перезвоном стенного экрана. Тембр звука указывал, что это не поступивший вызов — кто-то прибыл к нему в действительности. Элвин послал сигнал подтверждения и спустя миг оказался перед Джезераком. Наставник казался достаточно серьезным, но дружелюбным.

— Мне поручили привести тебя в Совет, Элвин, — сказал он. — Они хотят выслушать тебя. — Тут Джезерак увидел робота и с любопытством оглядел его. — Вот он, твой спутник, доставленный из странствий. Что ж, я думаю, ему лучше отправиться с нами.

Это вполне устраивало Элвина. Робот уже помог ему выпутаться из одной опасной ситуации, и Элвин имел основания рассчитывать на него и дальше. Любопытно было бы узнать, что думала машина о тех приключениях и превратностях, в которые он втянул ее; в тысячный раз Элвин пожалел о невозможности понять то, что происходило в ее плотно запечатанном сознании. У него возникло впечатление, что робот решил наблюдать, анализировать и делать выводы — пока, с его точки зрения, не созреет время для собственных действий. Такое время может наступить абсолютно неожиданно, и действия робота могут разойтись с планами Элвина. Единственный союзник был привязан к нему тончайшими узами собственных интересов и мог оставить его в любой момент. На спуске, ведущем к улице, их ждала Алистра. У Элвина не хватило бы духа упрекать ее за выдачу секретов, какую бы роль она при этом ни играла: ее горе было слишком явным, и когда Алистра подбежала, чтобы обнять Элвина, глаза ее были полны слез.

— Ах, Элвин! — она заплакала. — Что они собираются с тобой сделать?

Элвин взял ее руки в свои с нежностью, удивившей их обоих.