Город ящеров (СИ)

Лин укусила. Лишь затем, чтобы убедиться — воздуха нет. Язык ощутил нежный молочный вкус.

— А где остальные едят?

Они находились в небольшой кухне. Лин сидела за столом, рассчитанным на десяток людей, не более. Впрочем, только по нему и можно было судить о том, что это столовая. По углам теснились разнообразные мешки и шкафчики. Куча всякого хлама, который, по чудному стечению обстоятельств, делал эту комнату уютной. И еда… по центру стола для одной лишь Лин. Вира оперлась о подоконник.

— Да, красиво, сама знаю. Когда я оказалась здесь впервые — всё не могла привыкнуть к такому обилию света. Бродила, рассматривала тут всё.

— Хм… а как… Как давно ты здесь?

— Давно. Уже через две недели после захвата «Станции 5» я смогла найти нужные связи и забрать у обозлённого Ярмака эту территорию. Затем перевезла людей, уцелевших после крушения… Они, конечно, наведываются на территорию «Станции 7», но мы — нет.

— Мы?

— Бывшее руководство «Станции 5».

— Но ведь ты… ты же не руководство… Зачем тогда…

— Тут ты права, я — не руководство. Но меня недолюбливают больше всех. Видишь ли, именно я отобрала у «Станции 7» (а точнее, у Ярмака) эту территорию. Люди потеснились, начальство — именно они здесь и жили — переместилось на уровень пониже. Это, знаешь ли, не способствовало их любви ко мне.

— Ты изменилась, — сказала Лин внезапно.

— Да нет же, родная, я всегда была такой.

— А знаешь, — Лин попыталась улыбнуться, — мне стоило бы влюбиться в этого Ярмака. Выйти за него замуж, помирить «Станцию 5» со «Станцией 7» и зажить себе счастливо, не мечтая ни о каких хвостах и ящеррах.

Вира издала тяжёлый короткий вздох. Как будто некто взял вой убитой горем старухи, записал его на старую плёнку, а потом быстро прокрутил катушку вперёд, искажая боль, страдания и отчаяние, превращая звук в карикатуру. Неудачную, по сути, карикатуру, но хранящую эмоции первоначального чувства.

— Да уж, тебе бы стоило. Но… видишь ли, Лин, я уже пыталась…

— С Рамм-Дассом?

Женщина натянуто улыбнулась.

— Да.

— Получилось?

— Скорее да, чем нет. Именно он вернул мне веру в земных людей.

— Что ж, — Лин равнодушно прожевала кусок, — это утешает.

— Наверное, — Вира тряхнула плечами, разминая мышцы. — Я его любила, это правда. Потому что я помню: после смерти Рамм-Дасса мне было тяжело… дышать.

Лин доела запеканку, и Вира налила ей в большую белую чашку ароматный чай с молоком.

— И всё же, — Вира поставила чайник обратно на поднос, — Руанн тебя очень изменил. Я всю жизнь пыталась вложить в тебя частичку того благородства, которое ты должна была унаследовать от отца, но из-за него же и позабыла. Однако у меня не было возможности. А Руанн… да уж, у этого возможности были.

Лин удивилась, как легко Вира говорит о человеке, погубившем её жизнь. Сейчас она казалась задумчивой и размеренной, эдакой матерью, встречающей любимую дочку после долгого отсутствия и любующейся каждым её движением. Никакой злости, никакой агрессии.

— Тебе нужно прогуляться по станции, — сказала Вира, — познакомиться с людьми. Решить для себя, нравится ли тебе это место. Хочешь — иди на «Станцию 7», тебе там будут рады.

Лин скривилась. Сделала глоток чая.

— Вира, мне пока не до прогулок.

— Ты не можешь закрыться в своём горе.

Без слов Лин молча подкатила правую штанину, давая Вире возможность полюбоваться следами от острых порезов на коже. На некоторых запеклась кровь, но большинство напоминали длинные красные борозды, кое-где переходящие в фиолетовый цвет.

— Это я сделала с собой ночью, когда спала, — она внимательно следила за реакцией Виры. — Не помню, когда именно, увидела только утром, переодеваясь. И это странно, потому что кошмары мне не снились.

Она откатила штанину обратно и как ни в чём не бывало продолжила есть.

— Как видишь, мне не до прогулок.

Вира промолчала.

***

Первые три дня девушка почти не выходила из комнаты. Она выучила простейший маршрут: туалет, душ — и обратно. Иногда в какофонию страданий вплеталась еда, изумительно вкусная и полезная. Такую Лин каждый день ела в доме у судьи. Но на станции? Девушка не могла не оценить старательность повара, имени которого она так никогда и не узнает.

Ей было тяжело поворачиваться, тяжело ходить. Казалось, её тело с каждый днём уменьшается. Вот она не может дотянуться до стакана с водой. А когда дотягивается, он кажется большим и слишком тяжёлым. Не может дойти до двери — далеко.

С дверью получилось интересно. В какой-то из дней её внутреннего траура ей не удалось открыть дверь. Венилакриме начала лихорадочно дёргать ручку и кричать: «Выпустите меня немедленно!»

На крик прибежала взволнованная Вира. Она трижды показала Лин, что дверь была открыта. Хотя Лин и после первого раза — когда Вира без труда вошла в комнату — поняла, какой дурой себя выставила со всей этой истерикой.

Наверное, Лин шла на поправку. Ведь на следующий день ей было до безумия стыдно перед людьми, которые прибежали на крик следом за её матерью. И перед Вирой было стыдно. Перед ней, пожалуй, в первую очередь.

Вира не подала виду, но и дураку было понятно: Венилакриме подумала, что она, Вира, закрыла её на замок.