Город Ильеус

В печи сгорел Манека,
значит, настал его час…

И где это видано, чтоб пели такое во время праздника! Совсем некстати… Ведь есть особая музыка, есть песни, в которых поётся о рождестве Христа, о Пилате, об Ироде, о божьей матери и святом Иосифе — целая история, и очень красивая история. А это разве праздник — с песнями о баркасах, печах, какао? Всё делается не так…

Капи поделился своими сомнениями с Варапау, но мулат обиделся, полез драться, даже схватился за нож.

— Подумаешь, какой барин! Всё только из-за того, что ты когда-то участвовал в какой-то там процессии у себя на родине… А я вот уверен, что наша не хуже… А если не по вкусу вашей милости, так можете убираться; и лучше меня не задирай, я никого не боюсь, а тем более какого-то пришлого…

Но Капи совсем не хотел драться, просто ему было обидно, что эта жалкая процессия будет называться терно «Царей волхвов». Он очень хорошо знал, что это такое. Красота, прямо загляденье… А тут что? Подделка, да и то плохая.

— Да я вовсе не хочу ссориться, просто я говорю…

— А ты б лучше не говорил, а помолчал. Я никого насильно не заставляю выступать…

Но как же не выступать в процессии, хоть и непохожей на ту, в которой Капи играл Ирода («…царь Ирод…» — слышались Капи поющие голоса), если на всем протяжении земель какао в этом сезоне не предвиделось никакого другого праздника? «Терно Варапау»… Это было событие. Работники из далёких мест, с чужих плантаций пришли в фазенду полковника Фредерико Пинто специально для того, чтоб увидеть терно. Варапау уже не вспоминал о побеге, он, казалось, совсем забыл, что придумал всё это, только чтоб бежать. Как бежать, если такое дело? Если он оставит процессию, кто же будет всем заправлять? Как бросить девушек, одетых в костюмы из папиросной бумаги (трое из них еще совсем девочки, но это ничего), Капи, наряженного быком, зажженные фонарики, оркестр, играющий мелодии земли какао?.. Как тут бежать?

Праздничная процессия — «терно Варапау» — зажгла новые звезды, жалкие бедняцкие звезды по дорогам какао, в дни рождества. Процессия вышла в канун праздника из лачуги, где жили Капи, Варапау и Флориндо. Во главе шёл оркестр, музыканты играли, а позади шесть пастушек с раскрашенными красной бумагой лицами несли самодельные фонарики. Затем шли мужчины в два ряда, одетые во всё лучшее, что у них было, — всего пятнадцать человек. Посредине шел Капи, он был закутан в простыню, которую дал ему надсмотрщик, а на голове у него красовался коровий череп, подобранный в поле, — Капи изображал быка. Варапау изображал лесного духа каипору. А отец Риты, размахивая кнутом, которым обычно погонял скот, изображал пастуха, оглашая воздух протяжным, тоскливым окриком: так кричат погонщики ослов в сертанах. Впереди всех шла Рита, никто не знал почему. Может быть, потому, что она была красивее всех и все желали её.

Так праздничная процессия вошла в помещичий дом. Полковник Фредерико Пинто был в гостиной вместе с доной Аугустой и детьми. У них были гости — соседние помещики и друзья, приехавшие посмотреть терно. У входа в дом участники терно пели:

Разрешите, мы войдём,
разрешите, мы споём…

В освещенной гостиной они беспомощно столпились, оробев. Но полковник велел подать водки, музыканты уселись на скамью, началась пляска. Варапау погасил фонарики, как только вошли, чтобы свечей хватило на весь праздник. Они танцевали свой танец, танец бедняков, и пели песни бедняков. Полковник Фредерико, словно издеваясь над неусыпно следившей за ним доной Аугустой, бросал жадные взгляды на бедра Риты, поднимавшиеся и опускавшиеся в танце, так похожем на тот, который работники фазенд плясали на баркасах, разминая какао. Оркестр играл нестройно, и всем заправлявший Варапау кидал свирепые взгляды на музыкантов. Отец Риты время от времени оглашал воздух резким окриком погонщика ослов — это всё, что он мог сделать для успеха терно.

Какой жалкой, какой до слез жалкой, какой бесконечно жалкой казалась эта праздничная процессия! Но все же она несла с собой веселье, и Варапау был страстно увлечен всем происходящим — плясками, песнями и музыкой, выкриками погонщика ослов. Он даже не замечал Риту, которую все так страстно желали, не видел четырех девушек и трех девочек, он видел только терно — фонари, и оркестр, и пляску в большом зале помещичьего дома. Снова подали водки, снова люди начали плясать. Потом они пропели, что просят их отпустить:

Разрешите нам проститься,
разрешите в путь пуститься…

Варапау зажег свечи в фонариках, оправил платья на пастушках (одна уже порвала свой костюм), выстроил в ряд оркестр. Надо было выходить с танцами. На веранде полковник Фредерико Пинто пытался потрогать крепкое бедро Риты. Варапау даже о Розе не вспоминал. Процессия направилась в дом надсмотрщика, потом в дома батраков, вышла на дорогу; повсюду угощали водкой. Негр Флориндо много пил, много плясал, но не забывал, что они с Варапау собираются бежать.