Город Ильеус

Один за другим начали они съезжаться в город, чтобы проверить свои счета у экспортёров. Все переменилось в Ильеусе. Он казался городом, оставленным жителями в страхе перед надвигающимися неприятельскими войсками. Женщины из баров разбежались. Корабли уходили полными и приходили пустыми. Редко можно было встретить коммивояжера на безлюдных улицах. Магазины пустовали, кабаре закрывались, только «Батаклан» ещё существовал, да и то в его джазе осталось всего три человека. Автобусы ходили почти пустые, пассажиров не было. Мариньо Сантос провожал их грустным взглядом. Некоторые полковники просили его разрешения проехать без билета, у них не было денег. Вообще деньги куда-то исчезли. Мариньо Сантос смотрел на весь этот разброд с печальным испугом. Он не знал, что теперь с ним будет. Формально он был главой транспортной компании, но на деле экспортёры могли выгнать его в любой момент и взять на себя контроль над движением автобусов и грузовиков. Правильно говорил Жоаким… А он-то уволил Жоакима по требованию Карлоса Зуде…

Мелкие землевладельцы, первыми направившиеся в город для сведения счетов, первыми понявшие всю глубину разыгравшейся трагедии, возвращались в Итабуну на поезде, в вагоне второго класса, автобус был теперь для них слишком дорогим удовольствием. Старые работники плантаций, семидесятилетние старики, потерявшие способность работать, которые раньше кормились у полковников, теперь просили милостыню в поселках и в городах, в Ильеусском порту. Эти странные нищие, похожие на перепуганных крестьян, с трудом тащились по незнакомым улицам, нерешительно протягивая руку за подаянием, не осмеливаясь взглянуть в глаза прохожим. На берегу снова строились бараки — в них селились выгнанные из фазенд батраки в надежде, что префектура поможет им вернуться в родные края.

Нигде нельзя было занять денег. Манека Дантас пытался продать свой особняк, но покупателя найти не мог. С трудом ему удалось сдать особняк старшему Раушнингу за один конто рейс в месяц — мизерная цена за дом, постройка которого обошлась в пятьсот конто. Руи перестал помещать свое объявление в «Диарио де Ильеус», денег едва хватало на кокаин, ставший теперь редкостью. С трясущимися, как у старика, руками, он просиживал целые дни в барах, повторяя свою любимую фразу:

— Мы — погибшее поколение…

Не было ни одного человека, которого не коснулось бы падение цен. Снова произошёл крутой поворот в судьбах всех обитателей зоны какао. Трудными стали в этом году дороги какао. Раньше это были широкие дороги и золотые плоды сияли, как солнце, на деревьях, выросших на земле, политой кровью. Падение цен коснулось всех, неумолимое и угрожающее.

Только Роза, изменчивая, но всё не меняющаяся, по-прежнему была далека от всего. Жоаким утверждал, что она люмпен-пролетариат, но Сержио Моура, который был поэтом и переворачивал по-своему слова и понятия, говорил, что Роза — Свобода, брошенная на улице («Анархическая, сеньор Сержио, анархическая…» — возражал Жоаким), единственное по-настоящему свободное существо в землях какао. Заглядывая в бараки иммигрантов, улыбаясь торговцам, потерявшим покупателей, она бродила по берегу, спала под настилами мостов, шла куда глаза глядят. Потому что падение цен не коснулось её, только её, Розы, о которой никто не знал, кто она такая и откуда пришла.

Но все другие, мужчины и женщины, полковники и батраки плантаций, мелкие землевладельцы и портовые грузчики, рабочие и коммерческие служащие, владельцы лавок и проститутки, — все страдали от последствий этого небывалого понижения цен на какао. «Какое бедствие!» — говорили люди друг другу, не находя утешенья. Словно микроб какой-то таинственной болезни с необычайной быстротой распространился по всему городу, охватив и соседние муниципальные округа. Даже в барах, куда ещё заходили редкие посетители и где вместо дорогих вин подавался теперь кофе в маленьких чашечках, ничего нельзя было услышать, кроме слов уныния, ничего нельзя было увидеть, кроме жестов отчаяния. Лица у всех были нахмуренные, мрачные.

Так началась эпоха «нищих миллионеров» в Илье-усе, городе Сан Жоржи.

3

Пришли выборы, а полковники так и не успели восстановить свой авторитет среди избирателей. Коммунисты снова развили активную деятельность, стараясь объединить помещиков и мелких землевладельцев вокруг кандидатуры Манеки Дантаса. Но уже не было времени для серьезной подготовительной работы, и полковники, которым угрожала потеря их земель, мало думали о политике. С другой стороны, интегралисты сняли кандидатуру Сильвейриньи и поддерживали теперь кандидатуру Карлоса Зуде, который включил в свой избирательный бюллетень двух интегралистов как кандидатов в депутаты муниципального совета. Одним из них был Гумерсиндо Бесса. В других муниципалитетах интегралисты проделали тот же манёвр.