Город имени меня

— Юрочка, давай не будем ругаться. С днем рождения! — Я подвисаю и едва не бормочу слова благодарности, но вовремя понимаю, что поздравление обращено не мне, а женщина, сдерживая рыдания, сдавленно продолжает: — Как летят годы!.. Уже двадцать четыре...

— Мам, камон, зачем пришла? Угостить тебя нечем! — Юра брезгливо морщится, барабанит черными ногтями по столу, но пальцы другой руки нервно подрагивают. Что-то явно не так.

Он отключил телефон, чтобы многочисленные фанаты, приятели и прихлебатели не донимали звонками, но почему он так странно реагирует на собственную мать?

Спохватываюсь и делаю вид, что в курсе его днюхи. Незаметно линяю из столовой, лавирую по закоулкам темной прихожей, нахожу знакомый холодильник и с облегчением обнаруживаю на нижней полке свой торт.

«Вот и настало твое время...» — притворяю ногой дверцу, торжественно вношу прозрачную коробку с бантом и водружаю на стол. Юра косится на меня так, будто я только что явила истинное чудо.

— С днем рождения! — быстро шепчу, и он подбирает отвисшую челюсть. — Погодите, я сейчас!..

Считав мой замысел, Юра щелкает кнопкой на чайнике, а я, замерев, судорожно соображаю, что можно приготовить из имеющегося скудного запаса продуктов. Если бы я достоверно не знала, что хозяин этих хором — человек, была бы уверена, что он вампир: сторонится людей, боится света и питается кровью.

Но мягка теплая ладонь ловит мою руку.

— Не суетись, девочка. Понимаю, вы меня не ждали... Что-за барышня, сынок? Представишь? — устало улыбается мама Юры, и тот буднично отзывается:

— Это моя девушка.

Давлюсь и жутко кашляю, брякаюсь на заботливо отодвинутый им стул, и Юра по-свойски похлопывает меня по спине. Я не могу дышать, моргаю сквозь проступившие слезы, но читаю по губам: «Подыграй».

От воспоминаний, что он делал со мной этими губами, тут же бросает в жар.

Изгоняю наваждение, смущенно поглядываю на гостью, переданным Юрой ножом отрезаю внушительный кусок торта и заботливо укладываю в материализовавшуюся перед ее носом тарелку.

— Вот. Угощайтесь, пожалуйста!

Мама Юры сдержанно благодарит, из вежливости пробует угощение, и темные брови в изумлении взлетают вверх.

— Это ты сама испекла?

— Нет... То есть, да... — Вру, оправдав себя тем, что знаю состав и вполне могу сотворить торт и покруче.

Судя по ее расслабленным плечам и чуть приподнятым уголкам рта, какой-то неведомый экзамен я только что прошла.

— Юра, расскажи о девочке? — она обращается к сыну, но тот включает игнор, изображая, что занят завариванием чая, и пристальное внимание вновь переходит на меня: — Как тебя зовут, детка? Чем занимаешься?

— Кира. Учусь в колледже... Еще год, потом есть мечта поступить в универ.

— Молодец! — я таю от ее улыбки, потому что остро нуждалась в ее одобрении. — А я Маргарита Ивановна.

— Очень приятно! — признаюсь от души. У этой женщины сложный характер: она прямолинейна, зато никогда не станет лукавить и вредить исподтишка. Больно приложит, но искренне пожалеет. И заслужить ее расположения действительно дорогого стоит.

Юра разливает чай и, словно каменное изваяние, зависает над столом.

— Юра, ты изменился. Такой взрослый! — она восхищенно смотрит снизу вверх и перенимает у него чашку. Точно такую же он галантно ставит передо мной, садится и снова откидывается на спинку стула.

— Рад, что ты это поняла. Лучше поздно, чем никогда...

— И Кира мне нравится! — мать не обращает внимания на его язвительную реплику. — Когда она ответила консьержке, я на минуту подумала, что ты сошелся с той ведьмой. Аж плохо стало!

— Мама, умоляю тебя: не надо! — Рявкает Юра. Женщина бросает на меня быстрый взгляд и замолкает, быстрый настороженный взгляд я ловлю и от Юры.

Повисает немая сцена, действующие лица, обжигаясь, пьют мятный чай.

— Юр, а... зачем эти татуировки? — Маргарита Ивановна снова не выдерживает. Он скрипит зубами, но не поднимает глаза, на точеных скулах предательски выступают бордовые пятна.

Ни черта не смыслю в развернувшейся драме, понимаю только, что являюсь тут лишней, и ничего полезного сделать для этих двоих не смогу. Молчу и считаю чаинки, медленно опускающиеся на фарфоровое дно.

Щеки женщины тоже пылают, и она переходит в наступление:

— Ты же не сможешь жить тут долго. Это занятие не будет приносить доход всю жизнь. Когда вернешься домой?

— Никогда, — отрезает он, явно заводясь, но мама перебивает:

— Юра. Ну не считаю я, что ошиблась! Вернись все, я бы и сейчас поступила точно так же. Столько времени прошло! Просто знай: я всегда тебя жду! — у нее трясутся руки, но Юра заправляет за уши густые волосы и как ни в чем не бывало дует на чай:

— Мам, тебе пора.

Она тяжело поднимается и шагает к выходу, и провожать подрываюсь только я.

Мне жаль ее, в груди вскипает злость на этого придурка. Хочется врезать ему, чтобы привести в чувство, наорать или крепко послать.

— Ты хорошая девочка, Кира! — Маргарита Ивановна склоняется надо мной и тихонько шепчет: — Вы давно вместе?

Ненавижу себя за то, что опять приходится врать, но ложь во спасение иногда бывает полезной.