— Она не была сукой. Она была очень несчастной девчонкой: пережила страшное, резалась, депрессовала, болела, не могла найти почву под ногами. Я ни черта не мог сделать, бесился от собственного бессилия и тупо усугублял ситуацию — потому что не видел взаимности. Когда понял, что не удержу, начал делать ей больно, старался посильнее задеть. Я виноват. Не надо меня обелять: я мудак, и твое первое впечатление, вообще-то, было правильным.
Ловлю каждое его слово, запрокидываю голову и дышу ртом, чтобы надышаться. Он все еще говорит о ней с нежностью, тоской, печалью и гребаной любовью. Он ничем меня не утешит и не порадует: сердце кровоточит, слабые пальцы сжимаются в кулаки.
— Юра, то есть, если я вскроюсь, ты выберешь меня? — Страшные слова обжигают губы ядом, но я улыбаюсь и невинно хлопаю ресницами.
— Дура! — огрызается он и прожигает злым взглядом, зато больше не смотрит как на пустое место, и я хватаюсь за возможность:
— Знаю. Я точно так же ни черта не могу сделать для тебя, Юра, поэтому умоляю: алло, очнись! Хватит закапываться в прошлое! Что бы там ни случилось, ты изменился, в тебе столько тепла и добра! Люби. Меня. Да просто люби хоть кого-нибудь! Если поначалу не сможешь признаться – не велика беда, твои дела скажут за тебя больше. Ты никому ничего не должен, черт возьми, почему ты не можешь отпустить себя, как сегодня в ТРЦ, и просто жить?
— Могу... наверное... — Я подбираюсь и почти праздную победу, ведь Юра только что подтвердил, что рядом со мной забывается, но окончание фразы натурально бьет под дых: — Да ни черта я не могу, Кир. Ты очень хорошая, но — нет. Я не приму этого, тем более от тебя, поняла?
Он встает и быстро уходит, а я остаюсь одна – ледяной ветер треплет волосы, забивается в нос и мешает вдохнуть.
"Нет" — это больно. Это значит, что моя версия прекрасного будущего никогда не случится. "Никогда" — это кладбище некогда живых, полнокровных надежд. Несбывшиеся надежды — это отрезанные пути к возможному счастью...
Я не хочу плакать, но слезы сплошным потоком сами текут по щекам. Здесь, на пустой крыше, одиночество достигает остроты лезвия, и я малодушно сбегаю в комнату, закрываю раму и задвигаю шторы. Голова вот-вот взорвется от ужаса и порожденной им дурной мигрени, легкие горят огнем. Нашариваю на стене выключатель ночника, в рюкзаке — вязальный крючок и нитки, забиваюсь в дальний угол кровати и сосредотачиваюсь на воздушных петлях.
Все просто — это не мой мир. Юра — не мой человек: эльфы при всем желании не способны любить хоббитов. Он прямым текстом сказал, что я ему не подхожу и, если продолжать надеяться на невозможное и корить себя за несоответствие, жизнь окончательно превратится в ад. Пора домой — взяться за то, что действительно в моих силах: разогнать пьяную шоблу, разобраться с упырем Кубиком, закончить последний курс, найти работу и идти вперед дорогами, которые для меня все еще открыты.
Утром я прекращу себя мучить — надену самые красивые вещи: как подтверждение, что сегодняшний день не был сном, а еще — как компенсацию за моральные страдания, оставлю Юре на долгую память вязаную пигалицу с пуговицами вместо глаз и пойду строить свой собственный город. И в нем не будет ярких, неоновых вывесок с именами тех, кто не принял чью-то любовь.
21
Вываливаюсь в прохладное дымное утро, впервые за несколько дней ощущаю под ногами твердую почву, но привычной уверенности в том, что я со всем справлюсь, больше нет — рядом с Юрой я слишком быстро отвыкла от одиночества и научилась быть слабой. На плечи давят километры атмосферы, исполинские размеры жилого комплекса, нависшего над головой, превращают людей в испуганных бесполезных букашек. Покачиваясь от одуряющего отчаяния и тупого бессилия, выхожу за кованые ворота с вензелями застройщика и, свернув за угол, ускоряю шаг.
Небо неуловимо изменилось — стало ненасыщенным и прозрачным, и, даже не глядя на календарь, можно понять: пришла осень. А с памятного холодного апреля, изменившего мою жизнь, прошло почти полгода.
Я целых полгода мучительно и безответно влюблена, и каждая встреча с Юрой напоминает красивый, болезненный, отлетевший по утру сон.
Теперь точно все. Я — упертая, не гордая, самоотверженная и отчаянная — оказалась бессильна перед призраком его бывшей. Зажмурившись, осторожно, на ощупь, прошла все ступени шаткой лестницы наших странных отношений и уперлась в тупик.
Намеренно культивирую в себе здоровую злость, но она не клеится к темному образу одинокого, вечно отстраненного Юры. Может, когда-нибудь в далеком будущем, я переборю свои комплексы и страхи и превращусь в серьезную деловую женщину, судьба нас снова столкнет, и Юра наконец разглядит во мне равную. Но это всего лишь самообман: он не мыслит такими категориями. Он просто не хочет никого к себе подпускать. Не хочет просыпаться...
А я смогу нормально дышать только тогда, когда часть живого, некогда чуткого сердца, где он поселился, отболит и отомрет.