Город Ив

Весь этот механизм работал безупречно, и я не знала, как разорвать бесконечный круг. Пока не наступил день, который отказался заканчиваться. Солнце не хотело садиться, а свет не угасал, вечер не наступал. Люди обеспокоенно суетились на улице, уже покинули рабочие места, но и домой никто не шел. Все, словно обмотанные белыми покрывалами, нервно сновали туда-сюда. Пространство возле центральной площади наполнилось шумом, шепотом и суетой.

ГЛАВА 2

11 дней до…раньше я их не считала, думая, что застряла в паутине времени и ее одинаковых фрагментах, но не сейчас.

Стук в дверь становился все громче. Настойчиво долбился в моей голове, стучал пульсом в висках. Кто это может быть? Это они? Они хотят забрать меня? Мое время пришло? В чёрное запотевшее стекло окна ни черта не видно. Лишь силуэт, темный, неясный, сгорбленный. Кажется, дрожь, хватала за кишки и выворачивала их наизнанку. Стук не прекращался. Почему бы и нет – раз пришло время! Рука потянулась к ручке. Щелчок, и ещё, и ещё. Дверь медленно со скрипом открылась и …

За дверью низко опустив голову так, что не было видно лица стоял человек в длинном плаще. Я напряжённо всматривались и не понимала, что будет дальше. Он стал поднимать голову и упёрся в меня пустым взглядом.

– Багров, черт побери, зачем ты здесь? Как же ты меня напугал! Ведь нельзя? После захода солнца нельзя!

– Мне можно. Пустишь? Дверь надо закрыть изнутри иначе произойдет…

– Пусть происходит. Не хочу больше прятаться! Не могу больше! Устала… – слезы брызнули из глаз, делая меня слабой и глупой, – Заходи, я буду рада быть не одна.

– Я просто здесь посижу у входа и с утра уйду. Я тебе не буду мешать.

В эту ночь я спала как младенец: блаженно и сладко, чувствуя себя полностью защищённой. Багров и вправду просидел у двери всю ночь, а утром ушел.

– Закрой дверь, пожалуйста, чтобы не было холодно и страшно. И поспи ещё немного, – тихо сказал он, выходя за дверь.

Следующим вечером он пришел вновь, начав с порога:

– Я не должен быть здесь. Но я увидел в тебе остатки разума! Ты сейчас в чистилище. Вы те, кто застрял, пока качается чаша весов. Я здесь навсегда. Мои чаши остановились ровно посередине. Я смотрю за этим городом, чтобы люди исправно приходили и уходили. Ты не замечала, что многих уже нет. Может думала, что просто не встречаешь их. Нет, они покинули город. Ты тоже покинешь. Надеюсь, твоя чаша качнется к свету.

– Но ведь сюда приводят наши поступки. Нет, какой был человек, таким и останется. Итог предрешен. Каждый там, где должен быть.

– Не всегда. Есть обстоятельства, в жизнь вплетаются чужие судьбы и беды, много есть того, что ведет сюда. И здесь нельзя остаться навсегда.

– Но ты же остался? Ведь всегда есть выбор.

– Выбора не существует. Это лишь иллюзия, которую дают глупцам, – сухо ответил Багров.

– Кстати, а почему в городе Ив нет детей? Ни одного.

– Для них другие города. Города солнца!

Каждую ночь теперь он приходил, запирал дверь изнутри, закрывал тяжелые ставни, садился на край кровати и смотрел в пустоту до утра. А я наконец спала спокойно, тихо, без страха и ужаса за стенами. Они исчезли, испарились, перестали лезть в мой дом, под мое одеяло, под кожу. Я больше не чувствовала их – лишь покой. Мои радужные сны прекратились и стали наяву. Возможно, я бы согласилась остаться здесь навечно, в этом окутанном туманом, оплетенном паутиной, омытом слезами плакучих ив городе. Но конец был неизбежен, как говорил Багров. Чаши медленно качались из стороны в стороны. Я чувствовала их движение физически, ощущала тяжесть и холод.

Однажды я рассказала ему, что хочу пойти к реке, что слышу голоса, которые зовут меня туда. Он ответил, что лучше этого не делать. И мы больше об этом не разговаривали. Со временем он начал ложиться спать у моих ног на кровати, мы много беседовали перед сном. Я узнала, что он рос в неполной семье. Мама, после смерти отца, сошлась с другим человеком, который издевался над ней и избивал маленького Багрова.

– Мне было пятнадцать, я не выдержал. Зарезал его пьяного ночью. Меня посадили в колонию, мама ни разу не пришла ко мне. Лишь однажды написала мне письмо, всего три предложения: «Зачем ты так? Ведь я любила его. Мог бы и потерпеть». Потом я тяжело заболел, туберкулез. Из колонии я так и не вышел. Мои весы стали вровень. Я почти искупил свою вину. Почти…

Я молчала. Не знала, что ему сказать.

Он продолжал:

– А хочешь узнать свою историю? Ведь ты не помнишь, верно?

– Нет, не помню. Расскажи, – прошептала я.